11/22/63

— О Кертисе Лемее[138]. Еще одном расисте, который видит коммунистов за каждым кустом. В чем Уокер и Лемей убеждают Кеннеди? Разбомбить Кубу! Вторгнуться на Кубу! Превратить Кубу в пятьдесят первый штат! Позор в Заливе свиней только прибавил им решимости! — В речи де Мореншильдта восклицательными знаками служили удары кулака по бедру. — Такие, как Уокер и Лемей, куда более опасны, чем эта сучка Рэнд, и не потому, что они при оружии. А потому что у них есть сторонники.

— Я признаю, что такая опасность существует, — кивнул Ли. — И начал формировать в Форт-Уорте группу «Руки прочь от Кубы». Человек десять уже заинтересовались.

Для меня это стало новостью. Насколько я знал, Ли в Форт-Уорте занимался только сборкой алюминиевых сетчатых дверей да регулировкой дворовой вертушки для сушки белья в тех редких случаях, когда Марине удавалось уговорить его развесить детские пеленки.

— Тебе лучше действовать быстро, — пробурчал де Мореншильдт. — Куба — рекламный щит революции. Когда угнетаемые граждане Никарагуа, или Гаити, или Доминиканской республики смотрят на Кубу, они видят мирное аграрно-социалистическое общество, в котором сбросили диктатора и разогнали тайную полицию, причем кое-кому загнали в зад его же дубинку.

Ли рассмеялся.

— Они видят переданные крестьянам огромные плантации сахарного тростника и фермы, на которых «Юнайтед фрут» использовала рабский труд. Видят «Стандард ойл», выставленную за дверь. Видят, что казино, управлявшиеся мафией Лански…

— Я знаю, — вставил Ли.

— …закрыты. Ослиных шоу больше нет, друг мой, и женщины, которые раньше продавали свое тело… и тела своих дочерей… вновь нашли честную работу. Батрак, при подонке Батисте умиравший на улице, теперь идет в больницу, где его лечат как человека. А почему? Потому что при Фиделе и врач, и батрак равны.

— Я это знаю. — По голосу Ли чувствовалось, он одобряет и приветствует все эти изменения.

Де Мореншильдт вскочил с дивана и закружил у нового манежа.

— Ты думаешь, Кеннеди и его ирландская клика оставят на месте этот рекламный щит? Этот маяк, посылающий луч надежды?

— Мне нравится Кеннеди. — Ли смутился от собственного признания. — Несмотря на Залив свиней. Это план Эйзенхауэра, знаете ли.

— Большая часть Вэ-гэ-а любит президента Кеннеди. Ты знаешь, что такое Вэ-гэ-а? Заверяю тебя, эта дура, написавшая «Атлант расправил плечи», знает. Великая глупая Америка, вот что это такое. Граждане США живут в радости и умирают счастливыми, если у них есть холодильник, который делает лед, два автомобиля в гараже и «Сансет стрип, семьдесят семь» по телику. Великая глупая Америка любит улыбку Кеннеди. О да. Да, конечно. У него восхитительная улыбка, я это признаю. Однако, как сказал Шекспир, человек может улыбаться — и быть злодеем. Ты знаешь, что Кеннеди одобрил план ЦРУ по физическому устранению Кастро? Да! Они уже пытались — и, слава Богу, провалились — три или четыре раза. Я узнал это от моих компаньонов по нефтяному бизнесу на Гаити и в Доминиканской республике, Ли, и это надежная информация.

На лице Ли отразился страх.

— Но у Фиделя есть могучий друг — Россия, — продолжил де Мореншильдт, вышагивая у манежа. — Это не Россия ленинских грез — или твоих, или моих, — но, возможно, у них найдутся свои причины поддержать Фиделя, если Америка предпримет еще одну попытку вторжения. И попомни мои слова: Кеннеди способен предпринять такую попытку, и скоро. Он прислушается к Лемею. Прислушается к Даллесу и Энглтону[139] из ЦРУ. Все, что ему нужно, так это хороший предлог, а потом он это сделает, чтобы показать миру, что он не трус.

Они продолжили разговор о Кубе. Вернулся «кадиллак», на заднем сиденье лежала гора продуктов — их хватило бы на месяц, а то и дольше.

— Черт, — вырвалось у Ли. — Они вернулись.

— И мы рады их видеть, — добродушно улыбнулся де Мореншильдт.

— Оставайтесь на обед, — предложил Ли. — Рина не такая уж повариха, но…

— Придется уйти. Жена ждет от меня отчета, и, думаю, сегодня мне будет что ей рассказать. В следующий раз я привезу ее, идет?

— Да, конечно.

Они пошли к двери. Марина болтала с Баухом и Орловым, пока мужчины вытаскивали из багажника картонные коробки с консервами. Не просто болтала — еще и немного флиртовала. И Баух мог в любой момент встать перед ней на колени.

На крыльце Ли что-то сказал о ФБР. Де Мореншильдт спросил, сколько раз. Ли поднял руку с тремя оттопыренными пальцами.

— Одного агента звали Файн. Он приходил дважды. Другого — Хости.

— Смотри им прямо в глаза и отвечай на их вопросы! — порекомендовал де Мореншильдт. — Тебе нечего бояться, Ли, и не только потому, что вины за тобой нет, а потому, что ты прав!

Баух, Орлов и Марина теперь смотрели на него… и не только они. Появились девчонки-попрыгуньи и замерли на полоске твердой земли, которая служила тротуаром в нашем квартале Мерседес-стрит. Слушателей у де Мореншильдта прибавилось, и он не мог их разочаровать.