11/22/63

Фотографии запечатлели японских мужчин, женщин, детей. Жертв атомной бомбардировки Хиросимы, Нагасаки, а может, обоих городов. Некоторые ослепли. Многие облысели. Большинство страдало от радиоактивных ожогов. Нескольких, как эту женщину без лица, словно поджарили на углях. На одной фотографии я увидел четыре черные статуи — отшатнувшихся в ужасе людей. Эти люди стояли у стены, когда взорвалась бомба. Они превратились в пар, как и практически вся стена. Сохранились только те ее части, которые заслоняли собой люди. А черными эти статуи стали, потому что их покрыла сгоревшая плоть.

На обратной стороне каждой фотографии он написал одно и то же, четким, аккуратным почерком: Скоро и в Америке. Статистический анализ не лжет.

— Красиво, не правда ли?

Голос звучал ровно и бесстрастно. Она стояла в дверях, завернутая в полотенце. Волосы влажными локонами падали на голые плечи.

— Сколько ты успела выпить, Сейди?

— Только пару стаканчиков, потому что таблетки не действовали. Думаю, я пыталась тебе это сказать, когда ты тряс меня и отвешивал оплеухи.

— Если ты рассчитываешь на мои извинения, то ждать тебе придется долго. Барбитураты и спиртное — сочетание не из лучших.

— Это не важно, — ответила она. — Оплеухи мне отвешивали и раньше.

Я вспомнил о Марине и поморщился. Оплеуха оплеухе рознь, но все равно оплеуха. И я не только боялся, но и злился.

Она прошла к креслу в углу, села, туже замоталась в полотенце, напоминая угрюмого ребенка.

— Мне позвонил мой друг Роджер Битон. Я тебе сказала?

— Да.

— Мой хороший друг Роджер. — Ее взгляд предлагал мне как-то прокомментировать эту фразу. Я предпочел промолчать. Если на то пошло, ее жизнь принадлежала ей. Мне лишь хотелось убедиться, что Сейди жива.

— Ладно, твой хороший друг Роджер.

— Посоветовал обязательно послушать вечером речь этого ирландского говнюка. Так он его назвал. Потом спросил, как далеко Джоди от Далласа. Я ответила и услышала: «Возможно, достаточно далеко, все будет зависеть от направления ветра». Сам он уехал из Вашингтона, как и многие, но я не думаю, что им это как-то поможет. От атомной войны не убежишь. — Она начала плакать, громкие рыдания сотрясали все ее тело. — Эти идиоты собрались уничтожить наш прекрасный мир! Они собрались убить детей! Я их ненавижу! Я их всех ненавижу! Кеннеди, Хрущева, Кастро, я надеюсь, все они сгорят в аду!

Сейди закрыла лицо руками. Я опустился рядом с ней на колени, как старомодный джентльмен, готовящийся предложить руку и сердце, и обнял ее. Она обвила руками мою шею, ухватилась за меня, словно утопающая. Тело было холодным после душа, но щека, которой она прижималась к моей руке, горела.

В этот момент я тоже их всех ненавидел, а больше всего — Джона Клейтона, за то, что он посадил зернышко страха в разуме этой молодой женщины, не уверенной в себе и психологически ранимой. Посадил, поливал, выпалывал сорняки, наблюдал, как оно прорастает.

И разве в этот вечер ужас обуял только Сейди? Разве только она обратилась к таблеткам и спиртному? Как быстро и крепко напивались сейчас в «Айви рум»? Я ошибочно предположил, что люди встретят Кубинский ракетный кризис точно так же, как и любой сложный период международной политической напряженности, поскольку ко времени моего поступления в колледж он превратился в список фамилий и дат, которые следовало выучить к следующему экзамену. Так это смотрелось из будущего. Но для людей в долине (темной долине) настоящего все выглядело иначе.

— Эти фотографии ждали меня, когда я вернулась из Рино. — Сейди не отрывала от меня налитых кровью, затравленных глаз. — Я хотела выбросить их, но не смогла. Смотрела и смотрела на них.

— Как и хотел этот ублюдок. Поэтому он послал их тебе.

Она словно и не услышала.

— Статистический анализ — его хобби. Он говорит, что со временем, когда компьютеры станут более мощными, статистический анализ превратится в самую важную науку, потому что он никогда не ошибается.

— Ложь. — Перед моим мысленным взором возник Джордж де Мореншильдт, обаятельный человек, единственный друг Ли. — Всегда есть окно неопределенности.

— Я чувствую, что день суперкомпьютеров Джонни никогда не придет. Оставшимся людям… если они останутся… придется жить в пещерах. Под небом… уже не голубым. Ядерная ночь, так это называет Джонни.

— Он несет пургу, Сейди. Как и твой приятель Роджер.

Она покачала головой. Ее красные глаза с грустью разглядывали меня.

— Джонни знал, что русские готовятся запустить космический спутник. Мы тогда только-только закончили колледж. Он сказал мне об этом летом, и точно, в октябре они запустили спутник. «Теперь они запустят собаку или обезьяну, — говорил он. — Потом человека. И наконец, двух человек и бомбу».

— И они это сделали? Сделали, Сейди?