11/22/63

— Они запустили собаку, и они запустили человека. Собаку звали Лайка. Помнишь? Она умерла там. Бедняжка. Им нет необходимости запускать двух человек и бомбу. Они воспользуются своими ракетами, а мы воспользуемся нашими. И все из-за говняного острова, где делают сигары.

— Ты знаешь, что говорят фокусники?

— Фоку?.. Это ты к чему?

— Они говорят, что ты можешь обдурить ученого, но тебе никогда не обдурить другого фокусника. Твой бывший знает науки, но он точно не фокусник. А вот русские — те еще фокусники.

— Это какая-то чушь. Джонни говорит, что русские должны схватиться с нами, и скоро, потому что сейчас у них превосходство по количеству ракет, но оно тает. Вот почему они не отступят в вопросе Кубы. Это предлог.

— Джонни насмотрелся новостных сюжетов о ракетах, которые проезжают по Красной площади Первого мая. Только он не знает… как, вероятно, не знает и сенатор Кучел… что у половины этих ракет нет двигателей.

— Ты не… ты не можешь…

— Он не знает, сколько этих баллистических ракет взорвется на пусковых площадках в Сибири из-за плохих расчетов. Он не знает, что половина ракет, сфотографированных нашими У-2, на самом деле раскрашенные деревья с картонными стабилизаторами. Это фокус, Сейди. На нем можно провести ученых, таких как Джонни, и политиков, таких как сенатор Кучел, но другого фокусника не проведешь.

— Это… не… — Она помолчала, кусая губы. Потом спросила: — Откуда ты можешь это знать?

— Не могу сказать.

— Тогда я не могу тебе поверить. Джонни говорил, что Кеннеди станет кандидатом на выборах президента от демократической партии, хотя все остальные сходились на том, что это будет Хамфри, так как Кеннеди — католик. Он проанализировал результаты праймериз во всех штатах, свел все цифры и оказался прав. Он говорил, что баллотироваться Кеннеди будет в паре с Джонсоном, потому что Джонсон — единственный южанин, которого сочтут приемлемым к северу от линии Мейсона — Диксона. И в этом оказался прав. Кеннеди стал президентом, а теперь собирается убить нас всех. Статистический анализ не лжет.

Я глубоко вдохнул.

— Сейди, я хочу, чтобы ты выслушала меня очень внимательно. Ты уже проснулась и способна на такое?

Какое-то время мой вопрос оставался без ответа. Потом она кивнула.

— Сейчас у нас раннее утро вторника. Противостояние продлится еще три дня. Может, четыре, не могу вспомнить.

— Что значит — не можешь вспомнить?

Это значит, что в записях Эла об этом ничего нет, и знания я черпаю из курса «История Америки», экзамен по которому сдавал чуть ли не двадцать лет назад. Просто удивительно, что я помню так много.

— Мы установим блокаду Кубы, но на единственном русском корабле, который досмотрим, обнаружатся только продукты и промышленные товары гражданского назначения. Русские поднимут дикий шум, но к четвергу или пятнице сами напугаются до смерти и начнут искать выход. Один из крупных русских дипломатов станет инициатором тайной встречи с каким-то телевизионщиком. — И тут, как по мановению волшебной палочки — такое со мной бывало при разгадывании кроссвордов, — я вспомнил фамилию. Или почти вспомнил. — Его зовут Джон Скейлари… или вроде того…

— Скейли? Ты говоришь о Джоне Скейли, репортере новостной редакции Эй-би-си?

— Да, о нем. Это произойдет в пятницу или субботу, когда все остальные, включая твоего бывшего и твоего приятеля из Йеля, будут ждать команды сунуть голову между ног и на прощание поцеловать жопу.

Она порадовала меня смехом.

— Этот русский скажет что-то вроде… — Тут я заговорил с русским акцентом. Освоил его, слушая жену Ли. А может, Бориса и Наташу из «Рокки и Буллвинкля». — «Перредайте своему пррезиденту, что мы хотим выйти из этого с честью. Вы соглашаетесь убррать ваши ядеррные рракеты из Туррции. Вы обещаете никогда не вторргаться на Кубу. Мы говоррим „хорошо“ и забирраем рракеты с Кубы». Именно так и будет, Сейди.

Теперь она не смеялась. Смотрела на меня глазами-блюдцами.

— Ты все это выдумываешь, чтобы поднять мне настроение.

Я промолчал.

— Ты не выдумываешь, — прошептала она. — Ты действительно в это веришь.

— Нет, — покачал я головой. — Я это знаю. Большая разница.

— Джордж… никто не знает будущего.

— Джон Клейтон утверждает, что знает, и ты ему веришь. Роджер из Йеля утверждает, что знает, и ему ты тоже веришь.

— Ты к нему ревнуешь, верно?

— Ты чертовски права.

— Я никогда с ним не спала. И не хотела. — И после паузы добавила совершенно серьезно: — Никогда не лягу в одну кровать с мужчиной, который выливает на себя так много одеколона.

— Рад слышать. Я все равно ревную.

— Могу я задать вопрос, откуда ты…