12 лет рабства. Реальная история предательства, похищения и силы духа

Мы продолжали наш одинокий путь через «Большой Тростник» на протяжении нескольких миль, а потом вышли на расчищенный участок, известный под названием «поле Саттона». Много лет назад человек по имени Саттон пробрался в дикие заросли тростника и обосновался в этом безлюдном месте. Легенда гласит, что он был беглецом, но спасался не от рабского труда, а от правосудия. Здесь он жил в одиночестве – отшельник и пленник болот, – своими собственными руками засевая пашню и собирая урожай. Однажды налет индейцев нарушил его уединение, и после кровавой битвы они одолели и растерзали его. На целые мили в округе, и в невольничьих жилищах, и на верандах «больших домов», где белые дети слушают суеверные побасенки, рассказывают, что это место – самое сердце «Большого Тростника» – населено призраками. На протяжении четверти века человеческие голоса редко нарушали молчание этой вырубки. Буйные и злостные сорняки оплели некогда возделанное поле – змеи грелись на пороге полурассыпавшейся хижины. Воистину то была мрачная картина запустения.

Миновав «поле Саттона», мы последовали по недавно прорубленной дороге еще на две мили дальше, и тут дорога закончилась. Теперь мы достигли диких земель, принадлежавших мистеру Элдрету, где он хотел расчистить обширную плантацию. Следующим утром, вооруженные ножами для рубки тростника, мы приступили к работе и расчистили достаточное пространство, чтобы можно было возвести две хижины – одну для Майерса и Элдрета, другую для Сэма, меня и рабов, которые должны были к нам присоединиться. Теперь мы находились среди гигантских деревьев, чьи широко раскинувшиеся кроны почти скрывали от нас свет солнца. Пространство между стволами представляло собой непроходимую тростниковую чащу. К тростнику там и сям примешивались одинокие пальметто.

Лавр и сикомора, дуб и кипарис достигают здесь невероятной высоты, питаемые плодородной почвой низин, обрамляющих Ред-Ривер. Более того, с каждого дерева свисают длинные, широкие плети мха, представляя непривычному взору поразительное и необыкновенное зрелище. Этот мох в больших количествах отсылают на Север, где используют в промышленных целях.

Мы пилили дубы, расщепляли их на брусья и возводили из них временные хижины. Крышу крыли широкими листьями пальметто, которые представляют собой превосходную замену дранки, пока не рассыпаются.

Самым неприятным из всего, с чем я здесь столкнулся, были мелкие мошки, гнус и москиты. Они так и роились в воздухе. Они проникали во все отверстия – в уши, в нос, в глаза и рот. Они впивались под кожу. Их невозможно было ни стряхнуть, ни отогнать. Право, казалось, что они вот-вот пожрут нас – унесут прочь себе на прокорм в своих маленьких, причиняющих невыносимые мучения хоботках.

Более одинокое или неприятное место, чем центр «Большой Тростниковой Чащи», трудно себе представить, однако для меня она была раем по сравнению с любым другим местом в компании хозяина Тайбитса. Я усердно трудился и часто уставал до изнеможения, но по ночам мог спокойно улечься спать, а по утрам просыпался без страха.

Спустя две недели с плантации Элдрета явились четыре чернокожие девушки – Шарлотта, Фанни, Крезия и Нелли. Все они были высокорослые и плотного сложения. Им выдали топоры и отослали вместе со мной и Сэмом рубить деревья. Они оказались превосходными рубщицами, и даже самые большие дубы или сикоморы недолго стояли, прежде чем рухнуть под их сильными и меткими ударами. Даже в складировании стволов они могли потягаться с любым мужчиной. В лесах Юга дровосеками бывают как мужчины, так и женщины. В сущности, в местности Байю-Бёф они исполняют любые работы, которые требуются на плантациях. Они пашут, боронят, управляют повозками, расчищают девственные земли, строят дороги и так далее. Некоторые плантаторы, владеющие большими хлопковыми и сахарными плантациями, не признают никаких иных работников, кроме рабынь. Среди них и Джим Бернс, живущий на северном берегу реки, напротив плантации Джона Фогамана.

Когда мы прибыли на место, Элдрет пообещал мне, что если я буду хорошо работать, то через четыре недели смогу пойти навестить своих друзей на плантации Форда. На пятую неделю субботним вечером я напомнил ему об этом обещании. Всем сердцем я желал его исполнения. И ответ Элдрета наполнил меня трепетом удовольствия: я должен был вернуться вовремя, чтобы приступить к работе утром во вторник.

Пока я тешился предвкушением приятной встречи со своими старыми друзьями, внезапно среди нас объявился ненавистный Тайбитс. Он спросил, поладили ли Майерс и Платт, и услышал в ответ, что поладили они славно и что утром Платт собирается на плантацию Форда повидаться с друзьями.

– Хо-хо! – ухмыльнулся Тайбитс, – оно того не стоит. Этот ниггер слишком много о себе возомнил. Никуда он не пойдет.