– Это… – он умолкает на некоторое время. – Это фраза: «Но главное: будь верен сам себе». Она спасла меня после смерти Брэйдена. Мне хотелось найти того, кто его застрелил, и сделать все, чтобы отомстить. Но я не… я не смог бы жить дальше, случись что. А оно могло случиться. Я знаю людей, которые могли бы… – он пожимает плечами, стараясь стряхнуть неприятное воспоминание. – Но я не такой. Так что я каждый день смотрел на эту цитату, напоминая себе, что месть не принесет мне ничего, кроме тюремного срока, а то и смерти.
Я ничего не знаю про Шекспира, кроме «Ромео и Джульетты», но я могла бы ночь напролет слушать рассказы Пьера про «Гамлета» и про то, что для него значит «Шекспир».
Мы смотрим друг на друга. Отводим глаза: он смотрит на свои кеды, я – на заляпанную жирными пятнами коробку от пиццы. Но когда я поднимаю взгляд, он снова смотрит на меня. Мне кажется… нет, я уверена, что хочу его поцеловать. И судя по тому, как он рассматривает своими теплыми карими глазами каждую черточку моего лица, от ресниц до губ – губы в особенности, – мне кажется, что ему хочется того же.
Я резко сглатываю, но этого недостаточно, чтобы заглушить биение моего сердца. Кажется, оно стучит так сильно, что он тоже это слышит и даже видит, как оно двигается туда-сюда под моей серой футболкой.
Каким-то образом мы не услышали ни шагов на лестнице, ни звяканья ключей в дверях, ни суеты в коридоре. Пьер придвинулся ко мне. Настолько близко, что я различаю отдельные волоски у него на голове и чувствую запах мыла от его кожи.
Поэтому, когда Одри влетает в комнату с криком «Боже мой, вы все еще тут?!», мы оба подскакиваем на месте от неожиданности. Когда же я вижу за ее спиной своего отца, мое удивление переходит в жгучий стыд. Мы ничего такого не делали, но очевидно, что собирались.
– Ну, зато теперь ясно, почему ты не отвечала на мои сообщения, – говорит Одри. Как только она поняла, что все в порядке, ее лицо стало расплываться в улыбке.
– Мы, э-э-э… – я не знаю, как закончить фразу. Я почти поцеловала Пьера, и всем присутствующим это очевидно. Мое лицо пылает.
Пьер встает и протягивает руку, чтобы помочь мне подняться.
– Джиллиан стало плохо, – поясняет он, и я не понимаю, как ему удается сохранять такой спокойный тон. – Мы не хотели оставлять ее одну и как-то не подумали позвонить.
Одри идет в спальню проведать Джиллиан. Я готова прибить ее за то, что она оставляет нас наедине с моим отцом. Я слабо улыбаюсь ему.
– Прости, что заставила тебя беспокоиться, пап.
– Рашида, нельзя же вот так пропадать, никого не предупредив о своих планах, – он качает головой. – А что, если бы тебя тут не было? Что тогда?
Он продолжает говорить, повышая голос, но мне и не хочется, чтобы он успокаивался. Я расстроила отца, но ведь это значит, что он думает обо мне. Беспокоится за меня. Не знаю, увижу ли я еще когда-нибудь такую заботу с его стороны. Пусть я и предпочла бы, чтобы она проявилась в других обстоятельствах.
– Я буду внимательнее в следующий раз, – обещаю я. – Я забыла посмотреть на телефон и… в общем, я не думала, что кто-то будет по мне скучать.
– Как ты можешь такое думать? – Он подходит ближе ко мне. Достаточно близко, чтобы я увидела искреннее беспокойство в его глазах и поняла, как быстро оно бы превратилось в отчаяние, если бы он не обнаружил меня здесь. – Рашида… я всегда скучаю по тебе, когда тебя нет рядом, детка. Всегда.
Его серьезный тон заставляет меня вспомнить, как он по-прежнему заглядывает ко мне в комнату каждый вечер перед сном, даже если мы уже пожелали друг другу спокойной ночи. Или как он больше меня расстроился, когда я запустила сад, позволив ему зарасти сорняками по колено, и как он каждый год спрашивает, не хочу ли я достать из кладовки семена и начать заново. Или как в тот день, когда я познакомилась с Бев, она рассказала мне, что в ее первый рабочий день он сразу же предупредил ее, чтобы она всегда напрямую соединяла меня с ним, чем бы он ни был занят.
Папина любовь не выплескивалась на поверхность – это была мамина прерогатива. Она любила громко, бурно, ярко. Ее любовь отражалась и в ее работах, и в ее саду, но больше всего доставалось нам с папой. Но папа тоже всегда был рядом. По-своему.
Из-под папиной бороды проглядывает улыбка. Он поворачивается к Пьеру и спрашивает:
– Кто это?
– Меня зовут Пьер, сэр, – он делает шаг вперед и протягивает руку для рукопожатия. – Я брат Джиллиан. Простите, что мы не предупредили вас, но я хочу вас заверить, что со мной Рашида в безопасности.
Судя по виду, отец не вполне в этом уверен, но все же протягивает руку Пьеру. Одри выходит из спальни и сообщает, что Джиллиан все еще в полной отключке.
– Отвезти вас обратно на вечеринку? – Папа потирает рукой затылок, направляясь к двери. Он явно готов оставить всю эту ситуацию позади.