12 правил жизни. Противоядие от хаоса

Как бы то ни было, по мере свершения христианской революции невозможные проблемы, которые она разрешила, исчезли из вида. Так обычно и происходит с проблемами, которые решены. А после того как решение найдено, даже сам факт того, что эти проблемы вообще существовали, тоже исчез из вида. Только при таких условиях проблемы, менее податливые к быстрому решению с помощью христианской доктрины, могли занять центральное место в сознании Запада и, к примеру, мотивировать развитие науки, нацеленной на избавление от телесного, материального страдания, которое все еще было слишком распространено в успешно христианизированных обществах. Тот факт, что автомобили – источники загрязнения, становится проблемой достаточно значимой, чтобы привлечь общественное внимание, когда гораздо худшие проблемы, разрешенные с помощью двигателя внутреннего сгорания, исчезают из вида. Люди, пораженные бедностью, не беспокоятся об углекислом газе. Не то чтобы уровень CO

₂ был неважен. Он неважен, когда вы работаете вусмерть, голодаете, едва наскребаете себе на жизнь на каменистой, неподатливой, покрытой терном и чертополохом почве. Уровень CO₂

неважен, пока не изобретен трактор и сотни миллионов людей не перестали голодать. В любом случае, к тому моменту, когда на сцену в конце XIX века вышел Ницше, проблемы, которые христианство оставило неразрешенными, стали первостепенными.

Ницше описывал себя как философа с молотком¹⁴², и не то чтобы он сильно преувеличивал. Его разрушительная критика христианства, уже ослабленного конфликтом с той самой наукой, которую оно подтолкнуло к росту, содержала две основные линии атаки. Прежде всего, Ницше утверждал, что само чувство истины, развившееся в высшем смысле в христианстве, и поставило под вопрос, а затем подорвало фундаментальные предпосылки для веры. Отчасти это произошло потому, что разница между моральной, или нарративной, истиной и объективной истиной было еще не полностью осмыслено (и таким образом противоположность виделась там, где она вовсе не обязательно существует), но это не противоречит главному. И современные атеисты, противостоящие христианству, тоже принижают фундаменталистов, поскольку последние настаивают, к примеру, на том, что рассказ о сотворении мира в Книге Бытия – объективная правда. При этом они используют собственное чувство истины, высоко развитое за столетия христианской культуры. Через десятилетия Карл Юнг продолжил развивать доводы Ницше, указывая на то, что во времена Просвещения Европа будто бы пробудилась от христианского сна и решила ставить под сомнение все, что до сих пор принимала как должное. «Бог умер! – сказал Ницше. – Бог не воскреснет! И мы его убили! Как утешимся мы, убийцы из убийц! Самое святое и могущественное Существо, какое только было в мире, истекло кровью под нашими ножами – кто смоет с нас эту кровь?»

¹⁴³

Согласно Ницше, главные догмы западной веры больше не заслуживали доверия, учитывая, что

западный разум теперь считал истиной. Но самым разрушительным был второй выпад Ницше. Он касался устранения истинного морального бремени христианства в процессе развития Церкви. Философ с молотом напал на раннюю, ставшую затем весьма влиятельной, линию христианского мышления: христианство принимало установку, что жертва Христа, и только эта жертва, искупила человеческие грехи. Это вовсе не значило, что христианин, который верил, что Христос умер на кресте ради спасения человечества, таким образом был освобожден от каких-либо и тем более от всех собственных моральных обязательств. Но это в значительной степени означало, что первоначальная ответственность за искупление уже была взята на себя Спасителем, и никаких особо важных задач для падших людей уже не оставалось.

Ницше верил, что Павел, а затем и протестанты, следовавшие за Лютером, сняли моральную ответственность с последователей Христа. Они сгладили идею подражания Христу. Это подражание было священной обязанностью верующего – не просто придерживаться (или просто повторять) набор утверждений об абстрактной вере, а действительно выразить дух Спасителя в особых, специфических обстоятельствах своей жизни – осознать или воплотить архетип, как это сделал Юнг, облечь вечный образ в плоть. Ницше пишет:

Христиане никогда не практиковали того, что им предписывал Иисус: вся их бесстыжая болтовня об «оправдании верой» и о высшем и первейшем значении веры есть только следствие того, что церковь никогда не имела в себе ни мужества, ни воли присягнуть делам, которых требовал Иисус¹⁴⁴.