12 правил жизни. Противоядие от хаоса

Здесь мы можем со всей уверенностью и четкостью заявить, что даже рациональный интеллект, столь любимый теми, кто презирает традиционную мудрость, – это нечто как минимум очень близкое и родственное архетипичному умирающему и вечно воскресающему богу, вечному спасителю человечества, самому Логосу. Философ науки Карл Поппер, определенно не бывший мистиком, считал это логическим продолжением дарвиновского процесса. Создание, которое не может думать, должно просто воплощать свое Бытие. Оно может только проявить свою природу конкретно здесь и сейчас. Если оно не сможет показать в своем поведении то, чего от него требует окружение, оно просто умрет. Но для человека это не так. Мы можем создавать абстрактные репрезентации потенциальных способов Бытия. Мы можем создать идею в театре своего воображения. Мы можем опробовать ее супротив других идей, идей других людей, супротив самого мира. Если она не подойдет, мы можем ее отпустить. Согласно формулировке Поппера, мы можем позволить нашим идеям умереть ради нашей собственной пользы¹⁴⁷. Тогда, и это главное, создатель этих идей сможет продолжать свой путь, не прерванный ошибками.

Вера в ту нашу часть, что продолжается сквозь эти смерти, является предпосылкой к мышлению как таковому.

Идея – не то же самое, что факт. Факт – это нечто, что умерло в себе и само по себе. У него нет сознания, нет воли к власти, нет мотивации, нет действия. Мертвых фактов миллиарды. Интернет – это кладбище мертвых фактов. Но идея, которая властвует над человеком, жива. Она хочет выразить себя, жить в мире. Вот почему специалисты по глубинной психологии, в первую очередь Фрейд и Юнг, настаивали на том, что человеческая психика – это поле битвы идей.

У идеи есть цель. Она чего-то хочет. Она создает структуру ценностей. Идея верит, что то, к чему она стремится, лучше, чем то, что у нее есть сейчас. Она упрощает мир до того, что помогает или мешает ее реализации, и упрощает все остальное до иррелевантности. Идея очерчивает фигуру.

Идея – это личность, а не факт. Когда она проявляет себя внутри личности, она весьма склонна сделать из этой личности свой аватар: принудить личность выразить ее. Иногда этот импульс, это овладение, может быть настолько сильным, что человек скорее умрет сам, чем позволит погибнуть идее. В общем и целом, это плохое решение, учитывая, что зачастую сама идея должна умереть, а человек может перестать быть ее аватаром, изменить свой путь и продолжить идти. Если использовать драматичную концептуализацию наших предков, наиболее фундаментальные убеждения должны умереть – должны быть принесены в жертву, – когда отношения с Богом прерваны, например, когда чрезмерное, невыносимое страдание указывает на необходимость перемен. Это не говоря о том, что будущее можно сделать лучше, если принести надлежащие жертвы в настоящем. Ни одно другое животное до этого не додумалось, да и нам потребовались на это сотни тысяч лет. Понадобились еще целые эры наблюдений и поклонения героям, а затем тысячелетия исследований, чтобы идея выкристаллизовалась в историю. Затем потребовались дополнительные огромные временные отрезки, чтобы оценить эту историю, принять ее, чтобы теперь мы просто могли сказать: «Если вы дисциплинированны и в вашем приоритете в первую очередь будущее, а затем настоящее, вы можете изменить структуру реальности в свою пользу».

Но как это лучше сделать?

В 1984 году я начал тот же путь, что и Декарт. В то время я не знал, что это тот же путь, и я не претендую, что сам сродни Декарту, которого по праву называют одним из величайших философов всех времен. Но я действительно мучился от сомнений. Я перерос поверхностное христианство своей юности, когда смог понять основы теории Дарвина. После этого я не мог отличить базовые элементы христианской веры от принятия желаемого за действительное. Социализм, который вскоре стал меня привлекать в качестве альтернативы, оказался столь же иллюзорным. Со временем я стал понимать, благодаря великому Джорджу Оруэллу, что во многом такое мышление находило мотивацию в ненависти к богатым, а не в настоящем уважении к бедным. К тому же социалисты в действительности были в большей степени капиталистами, чем сами капиталисты. Они так же сильно верили в деньги. Они просто думали, что если бы деньги были у других людей, проблемы, мучающие человечество, исчезли бы. Но это попросту неправда. Существует множество проблем, которые деньги не решают, и проблем, которые деньги только усугубляют. Богатые люди все равно разводятся, отдаляются от детей, страдают от экзистенциального страха, болеют раком и деменцией и умирают в одиночестве, без любви. Освобождаясь от проклятья денежной зависимости, богачи спускают состояния в неистовстве наркотиков и пьянства. И скука тяжким грузом лежит на людях, которым нечего делать.