13 1/2 жизней капитана по имени Синий Медведь

Я постарался взять себя в руки и не реагировать на его замечание. После приключения с островом-плотожором тема обжорства была для меня слишком болезненной, одного намека хватило бы, чтобы вывести меня из себя, — но здесь это называлось профессиональным подходом к сопернику.

— Знавал я одного медведя, так тот настолько был неравнодушен к еде, что жрал даже калории, которые другие тратили, чтобы похудеть.

Нусрам непринужденно развалился на троне и, казалось, сам был в полном восторге от удачно нанесенного точного удара.

Публика, видимо, тоже сочла эти позорящие весь медвежий род шутки вполне забавными и отреагировала на них звонким смехом и аплодисментами.

— Когда он помер, его живот был так набит, что желудку пришлось потом еще целый месяц жить, чтобы переварить все свое содержимое!

Я старался не подавать виду, что шутка меня задела. Напротив, я скорчил вежливую гримасу и даже слегка поклонился Нусраму, выказывая ему тем самым свое почтение. Он быстро понял, что тактика не сработала и нужно придумывать что-то другое.

Пришлось сменить тему:

— Это правда, что ты пришел в этот мир, не рождаясь? Во всяком случае, так писали в газетах.

В зале воцарилась полная тишина. Это была не просто изящная шутка, это был удар ниже пояса, то есть замечание, на которое я не мог не отреагировать.

— Как же он тогда появился на свет? — спросил Нусрам, обращаясь к публике. — Вырос из земли, как дерево? Если он не рождался, как может он сидеть теперь здесь, передо мной? Или, может быть, его вовсе не существует? Тогда я автоматически становлюсь победителем этой дуэли. Мне, наверное, можно идти?

Жалкие смущенные смешки в зале. Я уже начал сомневаться в бесспорности таланта своего кумира.

— Мне жаль его. Сидит тут бедняжка — один-одинешенек, как круглый сирота.

Похоже, лучший способ разувериться в величии своего кумира — столкнуться с ним лично, лоб в лоб.

— Вы слышали? Круглый сирота! Это как раз про него.

Вольцотан Смейк подал мне незаметный знак: мол, ничего страшного, не обращай внимания. Но было уже поздно. Сохраняя равнодушную вежливую улыбку, я скрежетал зубами, ненавидя Факира всей душой. Лучше бы он оставил свои шуточки при себе!

— Даже у круглого сироты и то больше родственников, чем у нашего медвежонка, — продолжал Факир, но никто не смеялся. — Может, стоит его усыновить?

Надо же, я и вправду был готов добровольно уступить титул своему кумиру, отдав таким образом должное его опыту, таланту и славе. А теперь я не только желал при всех уничтожить Нусрама Факира Оригинального, но и мечтал сделать это так, чтобы дуэль наша вошла в историю гладиаторских боев страницей его несмываемого позора.

Я хотел не просто победить — я желал раздавить его, растоптать, уничтожить по всем правилам гладиаторского искусства. Я хотел, чтобы впредь одно только упоминание о моем имени или о профессии гладиатора вызывало у него содрогание, чтобы этот ужас преследовал его всю жизнь. Он слишком больно ранил меня, коснувшись самых неприятных вопросов. Что ж, это была его ошибка. Теперь он для меня больше не пример, учитель и кумир, а обыкновенный соперник.

Мне все равно, что он Нусрам Факир Оригинальный.

Я — Синий Медведь, Непобедимый.

Прозвучал гонг, и дуэль началась.

С первого по десятый раунд

В первом ряду, как всегда, восседал Смейк со своими приближенными, среди которых были Грот и Цилле, добраньский бык-телохранитель, дюжина йети и несколько подающих надежду начинающих гладиаторов. Ничего не подозревающий Гемлут Гаванна сидел тут же, рядом с ними. Смейк расточал лучезарные улыбки, а сам беспокойно ерзал на стуле. Он еще раз красноречиво показал мне глазами, чтобы я его не подвел.

Нусрам Факир был соискателем, так что и начинать пришлось ему. Он преподнес публике незамысловатую историю о грифе, которого он якобы изловил и выучил нести уже вареные яйца гигантского размера. Выступление, однако же, было снабжено таким количеством языковых деликатесов и мимических па, что недостаток оригинальности сюжета никак не сказался на его качестве. А позволенное Факиром под конец колкое замечание в адрес всех грифов вообще заставило публику разразиться безудержным хохотом, в котором, естественно, не принимали участия грифы, стоически несшие свою вахту на стенах стадиона. Аплодисменты были соответствующими. Измеритель громкости показал восемь баллов.