13 несчастий Геракла

– Да я уж эти отскребла! Не в том дело!

– А в чем?

– Так ее тайну все узнали, – веселилась Нюша, – про зубья, они у ей лет пятнадцать! А никому не говорит! Молодой казаться хочет! Я-то знаю! Эх, чаво порассказать могу! Только язык на замке держу. Ни разу покойному хозяину ни о ком не проговорилась! Только он на дачу, а сюда… И козел, и баран, и свинья…

– Ты о ком? – Я перестал понимать хоть что-либо.

Нюша продолжала веселиться.

– Так любовники ейныя! Козел, который на пианине бренчал, баран с книжками, свинья с картинами… Ни разу, ни слова! Порядочная я, другие о своих хозяевах такое натрепят, уши вянут! А я ни-ни! И сейчас молчу! Чего там зубья, с каждым случиться могет, вон у Петьки из пятой квартиры все клыки в двадцать лет повыпали! Ты бы поглядел, как мать в корсет утягивается, чтобы талия тонкой была! А колготки из резины? Ну, дела! Такая дрянь жаркая, но натянешь – и жопа не висит! Убегай, Ваняша, пока цел!

Я отступил к лифту, пытаясь переварить полученную информацию. До сего момента Нюша ни разу со мной не откровенничала. Долгие годы она была моей няней и получила статус домработницы, когда я пошел в десятый класс. Девять лет она водила меня в школу, таскала ранец, утешала и тайком покупала мороженое. Если сказать честно, Нюша всегда заботилась обо мне больше, чем Николетта, та только впархивала в детскую, чтобы поцеловать меня перед отъездом на очередную тусовку. Все мое детство прошло под шепоток Нюши:

– Тише, мама спит!

Утром, когда нянька отводила меня в школу, Николетта спала, когда я в районе двух появлялся дома, она еще почивала. Потом она принимала ванну, одевалась, красилась и… отбывала в гости. Назад Николетта являлась, когда я уже крепко спал! Иногда на матушку нападают воспоминания, и она, закатив глаза, начинает вздыхать:

– Ах, как тяжело воспитать ребенка! Нужно полное самоотречение! Ну представьте себе: раннее воскресное утро, всего двенадцать часов дня, а ты тащишь мальчика в зоопарк! Да уж, тяжел камень материнства.

То, что многие мамы встают каждый день в шесть, чтобы приготовить деткам завтрак, а потом повести их в школу, ей просто не приходило в голову. Впрочем, она не делала со мной уроки, не писала за меня доклады и сочинения, не сидела на родительских собраниях, не шила маскарадные костюмы, не мыла полы в классе, и никогда я не залезал к ней в кровать, чтобы посекретничать. Для всех этих целей имелась грубоватая Нюша.

Я сел в машину и поехал к Ванде Львовне. Козел с пианино – это Олег Ростиславович Курзаков, баран с книжками, очевидно, Леонид Маркович Забельский, а свинья с картинами – Владислав Андреевич Моор. Интересно, неужели отец ничего не знал? Даже не догадывался? А если все же понимал, откуда у Николетты каждый день появляются новые букеты в спальне, то почему терпел?

И что интересного расскажет мне Ванда Львовна? Только сейчас мне пришло в голову, что самый лучший информатор – это живущая в доме прислуга.

Старушка сама открыла дверь и засуетилась:

– Добрый вечер… э…

– Иван Павлович, – напомнил я, вручил коробку шоколадных конфет, снял ботинки, получил засаленные тапки, преодолевая брезгливость, надел их и был препровожден на кухню, где получил чашку отвратительного пойла под названием чай.

Ванда Львовна села напротив и сложила на столе сухонькие ручки, похожие на паучьи лапки. Я сделал вид, что отпил глоток, и приступил к разговору:

– Наше издательство выпускает исключительно мемуарную литературу. Воспоминания – это свидетели эпохи…

– Да, да, – закивала хозяйка.

Минут пять я заливался соловьем и, когда понял, что Ванда Львовна окончательно растеклась, задал первый вопрос:

– Вы понимаете, что мемуары должны быть интересными?

– Конечно!

– Лучше, если в них будет нечто этакое, налет «желтизны»!

– Обязательно! Я столько могу рассказать! Всякого!

– Ну, например?

Ванда Львовна зачастила:

– Вот композитор Сбарский бил свою жену!

Я поморщился:

– Ну об этом все знают, никакой сенсации нет!

– Профессор Реутов спал с аспирантками.

– Эка невидаль, это все начальники делают.

– Быков, директор сталелитейного завода, выгнал на улицу жену голой, когда поймал ее с любовником.

– Уже интересней, – кивнул я, – но все равно без изюминки. Мы не можем заключить договор на книгу, если в ней нет, ну… такого… Необычного поворота сюжета. Эх, если бы какая-нибудь история в духе Оскара Уальда. Читали «Кентервильское привидение»?

Ванда Львовна кивнула:

– Конечно, обожаю Уальда!

– Значит, понимаете, что я имею в виду: призраки, исчезающие пятна крови, семейные проклятия – вот это привлечет массу читателей. Извините, пока я не вижу в вашей книге ничего особенного, будь в ней загадочная история, вот тогда…

Старушка не дала мне договорить.

– Есть, – воскликнула она своим тонюсеньким детским голосом, – о, такая новелла! Диккенс! Настоящий английский роман! Вот послушайте! Довелось мне очень давно служить в доме Петра Фадеевича Кузьминского… Я ведь из интеллигентной семьи, имею образование, но жизнь повернулась ко мне темной стороной, пришлось у людей работать…