– Скоро должна проснуться, – проговорил Семилугин, и Орлич с изумлением услышал в его голосе грусть. Грусть о творении, которому не суждено увидеть свет.
– Она вам кем-то приходится? Поймите, я…
– Обратно пошел, – распорядился Орлич вместо ответа. – К планшету. Только без глупостей.
– Да-да, конечно… Идемте!
Планшет находился в рабочем кабинете Семилугина, в тайнике – второе дно в нижнем ящике письменного стола. Орлич не отпустил пятого ни на миг, тот доставал гаджет с ножом у горла, не сделав даже намека на попытку избавиться от захвата.
– Вот… – Он тапнул по экрану положенного на стол планшета: зашел в папку с незамысловатым названием «Мои файлы». – Здесь все. Смотрите…
Фото открылось. Орлич быстро, глубоко разрезал пятому шею и сильно оттолкнул в угол комнаты, чтобы не испачкаться в чужой крови. Семилугин налетел на стоящий неподалеку от стола велотренажер, с грохотом опрокинул его, сам растянулся на полу…
Кровь быстро заливала пушистый бежевый ковер, жить пятому оставалось всего ничего. Но он успел развернуться лицом к Орличу, и тот поразился его последнему взгляду. В нем не было боли и злобы, только неподдельная, отчаянная обида жестоко обманутого человека, так и не сумевшего понять, что привело Кирилла в его судьбу…
Орлич дождался, когда пятый затихнет окончательно, и взял в руки планшет. На четкой, яркой фотографии – явно смущенная, обнаженная блондинка во весь рост. Кривоватые ноги, узкие бедра, плоская грудь, много родинок, мелкие черты лица: по возрасту – лет тридцать шесть – тридцать восемь. Судя по качеству, снимали хорошей камерой. Женщину на фото – и ту, что спала в подвале, объединяло одно: обе были довольно непривлекательными. Даже не серыми мышками, а – откровенно некрасивыми.
Кирилл мазнул пальцем по экрану, переходя на следующее фото.
Он в общих чертах представлял себе, что увидит: но все равно – была колоссальная разница между секундным эпизодом в маршрутке и – фотографией в высоком разрешении, которую можно рассмотреть во всех деталях…
Примерно две трети тела блондинки было покрыто замысловатыми темно-красными узорами. Лицо, плечи, грудь, живот, ноги… Лишенная кожи плоть не кровоточила: и каждый узор гармонично дополнял остальные, они создавали общую картину, делая тело женщины полотном: кошмарным и прекрасным, созданным руками безумного гения.
Орлич увеличил изображение, посмотрел ей в глаза. Семилугин не солгал: в осмысленном, незамутненном взгляде женщины – читалось восхищение.
Она была счастлива.
Полностью.
По-настоящему.
Эмоции налетели толпой на распродаже, сшибая и отталкивая друг друга: поднимаясь и вновь бросаясь в толчею. Вид – у Орлича не поворачивался язык сказать «изувеченной» – женщины завораживал; одновременно Кирилл ненавидел себя за то, что ему нравится вот такое. Но не мог заставить себя шарахнуть планшетом об угол стола: или хотя бы – выключить его.
Новая фотография, еще одна, еще. Этот же узор, только частями – отдельно живот, предплечье, бедро…
Через полдюжины снимков блондинку сменила шатенка. Тоже некрасивая, разве что фигура была чуть получше. Ее узор оказался совершенно иным, но так же приковывал взгляд, заставляя испытывать неподдельный восторг.
Глаза шатенки тоже светились счастьем…
«Что ж ты делал, сука. – Орлич стал торопливо пролистывать фотографии, пересчитывая жертв Семилугина. – Чего тебе не хватало?»
На это ему понадобилось чуть меньше минуты. Одиннадцать женщин. Одиннадцатой была спящая в подвале.
Десять разных узоров.
Десять пар счастливых глаз, от вида которых душу Кирилла корежило и выворачивало наизнанку.
– Папа! – голос дочери помог ему вынырнуть из оцепенения. Орлич повернулся к ней, с трудом пытаясь сообразить, что Рита от него хочет… Она сидела на корточках возле головы пятого, касаясь пальцами окровавленного ворса.
– Папа, я вспомнила…
– Кто? – неверяще выдохнул Орлич.
Рита ответила. И начала медленно таять в воздухе, улыбаясь так же, как и при жизни – чуть застенчиво и радостно.
– Спасибо, папа…
Орлич не смог заставить себя улыбнуться, просто кивнул, с тоской глядя на исчезающую – теперь уже навсегда – дочь.
Он покинул дом через несколько минут, перед этим освободив спящую от ремней. Планшет Орлич забрал с собой.
– Я не хотел! Это случайно получилось!
Родимое пятно на правой скуле, похожее на цифру «восемь», почему-то притягивало взгляд, и последнюю минуту Кирилл смотрел только на него.
– Отпустите меня, пожа-а-алуйста… Я сам в полицию с повинной пойду…
Орлич молчал, продолжая смотреть на особую примету человека, однажды побывавшего в его доме, а потом убившего Риту.
– Вы когда-нибудь любили? – вдруг всхлипнул и обмяк привязанный к стулу парень. – Вот так – чтобы мозги кипели, чтобы в лепешку в любой момент разбиться – пусть только скажет?
– Ты же ее первый раз в жизни видел… – негромко сказал Орлич. – Зачем?