13 разных историй

По улице, закрутив клубы песку, дребезжит запыленный автобус. Райцентровский. Оттуда — в двенадцать тридцать. Клюя передком, пробегает двухдиферный газик. За баранкой директор овощного совхоза. Ясно, на молочную поехал. Потом, воя так, что дрожит весь дом, проползает грузовик с двумя прицепами. Везёт белые кирпичи. Тоже дело привычное. Их возят целый день. Почти всех, кто ни проходит по улице, Ромка знает. Это вот — соседская бабка Фрося. Тащится с базара. Ого! Набрала в корзину! Пенсионер Вавилин пошел к почте, газету читать. Каждый день ходит. По той стороне, в белой курточке, неторопливо идёт Нюся из хлебного ларька. С обеда, значит…

Хорошо на улице! А ты сиди тут, будто арестованный! Ромка опять вздыхает и печалится о своей судьбе. И вдруг он видит — посреди мостовой шагают его товарищи. В руках у Гути и Лёшки поскрипывают ведерки, на плечах — удилища. Третьим, насвистывая, шествует Семён. Он налегке, руки в карманы. Опять будет проезжаться на Гутин счет. Но Гутя протестовать не станет. Он знает, что Сеньку все равно не переучишь.

Достигнув Ромкиного дома, они задерживаются.

— Нянька, пошли на рыбалку! Делать все равно нечего! — кричит Семён. Он отлично знает, что Ромке сейчас уйти нельзя, но зовет нарочно, по вредности характера.

— Идём, — неуверенно кивает Гутя.

— Говорят, сегодня клёв мировой, — добавляет Леха.

Ромке до слёз хочется схватить свое удилище и бежать к ребятам, но — какое тут!.. Он косится на кровать, где спит Игорек, и независимо произносит:

— Нет сегодня никакого клёва. Жарко сейчас. К вечеру подлещик пойдёт.

— Много ты знаешь, чудак-рыбак, — говорит Лёшка.

— Скажи лучше — Игорёху не на кого оставить. Нянька несчастная, — прервав свист, бросает Семён.

— Я и с Игорем, что мне… — храбрится Ромка.

— Пошли! — зовет Гутя.

— Неохота. — Ромка мотает головой. — Какая сейчас рыбалка!

— Да ну его! — Сеньке становится скучно. — Пока, нянька.

— Сам ты… — зло отвечает Ромка и замолкает.

Поскрипывая ведёрками, рыбаки идут своей дорогой. Ромка чувствует себя самым разнесчастным человеком на свете. Конечно, сейчас раздольно на озере. И клёв, наверное, есть. Но что поделаешь! Можно было пойти и с Игорьком. Но разве с ним рыбалка? Только и гляди, как бы не потонул…

Как-то незаметно пришел август, и в лесах за Кирпичихой — а вокруг Кирпичихи лесов довольно — появились грибы. Лето было знойное и богатое мелкими теплыми дождями. Говорили, что грибов в иных местах — спину не разогнуть. По субботам, с ночи, грибники уезжали на грузовиках в дальние леса. Возвращались в воскресенье к вечеру. С машины снимали тяжёлые, обвязанные белым, корзины и вёдра.

До чего же любил собирать грибы Ромка! Идешь по лесу, будто разведчик. Сердце стучит. Будет ли тебе удача? Сбиваешь надоедливые поганки и вдруг нате… Настоящий белый. Ножка толстенькая. Дашь щелчок — звенит! А там, глядишь, целое семейство моховичков или темнеют скользкие маслята. Ромка грибник опытный. Бывает, с ним и мать советуется. Покажет Ромке гриб и спрашивает — хороший ли… Ромка деловито подрежет ножку, надломит шляпку и небрежно бросит:

— Не-е, поганый…

И мать не спорит. Верит — Ромка знает.

А тут — в этакое лето и без грибов! Ромке дома не сидится.

— Пора, мам. Грибов не останется, — торопит он.

А та «погоди» да «погоди»… «Успеется…» — Все ей недосуг. В воскресенье то стирка, то стряпня. Или ещё по дому уборка. И Ромка снова до полдня нянчится с Игорем.

А тут, мать только на работу ушла — опять появляются его товарищи. В руках у всех и даже у Сеньки корзины. У Гути в плетёнку нож воткнут, а по дну ее бутылка с водой перекатывается.

— Поехали, нянька, в Ручьёв лес. Нынче среда — народу мало будет, и дождик грибной шел.

До Ручьёва леса от них километра четыре, и всегда можно попутной на кирпичах доехать. А грибов там хватает. У Ромки даже дыханье спёрло. До чего же везёт некоторым людям! Что захотят, то и делают! А он? И за что на него такое? Но тут вдруг Игорёха:

— Идём с ними по грибы. Я тоже собирать умею.

Ромка с сомнением поглядел на него, а Гутя спрашивает:

— И ходить будешь, не устанешь?

— Нет, — мотает головой Игорёк. — Не устану. Я еще как ходить могу.

— И реветь не будешь? — допытывается Ромка.

— А с чего ему реветь? Маленький, что ли он… — рассудительно говорит Гутя.

— Маленький, что ли я? — соглашается Игорёха.

Но Семён протестует:

— Да ну его… Куда с ним… Всем, что ли, няньками становиться?

Лёха Завалихин молчит.

Ромка с молчаливой просьбой в глазах посматривает то на одного, то на другого товарища. Весь небрежный вид Семёна говорит: «Не дело это вы придумали… Я не одобряю». Но Гутя, как известно, человек покладистый.

— Да ладно, — говорит он. — Возьмёем… Что тут такого… Мы еще до обеда вернемся. Не устанет.

И Лёха вздыхает. Это значит: «Что попишешь, раз у товарища такое положение!»