Гость бродил по домам его глаза стали еще более разными, одежда еще более странной, но жители поверили ему. Гость ходил к ним в дом десять лет, он знал о них все — он стал
каждому самым близким человеком... Горожане не стали сопротивляться — они давно
чувствовали, что драконам не место в их домах. Фонтан торжественно разобрали, и
отпустили драконов на свободу.
Перед тем, как навсегда покинуть город, Гость пошел прощаться к фонтану. Он смотрел
на блестящую воду и задавал себе единственный вопрос. Почему же фонтан сразу не
рассказал ему всю историю?
— Потому что твое желание так бы и не исполнилось, — перехлестывая друг друга
шептали струи воды.
Гость снова шел по змеиному хребту дороги, белую рубаху полоскал ветер. Ворота города
навсегда закрылись за ним, и он постепенно забывал о своем желании быть таким, как
все. Ибо желания, которые исполняются, уступают место новым желаниям.
У взрослых людей она находится где-то между губами и сердцем, белым облачком
застывшая и ждущая своего часа. У детей она пока везде и всегда, там ее час
превращается в вечность, проступая наружу временем великих достижений, каким может
быть только детство.
Для того, чтобы объяснить взрослому человеку необходимость какого-то действия, окружающие обычно говорят ненавистные слова “надо” и “должен”. И каждый
сознательный взрослый понуро откликается на эти призывы, плодя серые будни
безысходных обязанностей. Дети плохо разбираются в терминологии, поэтому их
необходимость руководствуется всего лишь навсего верой.
Почему, вы думаете, они верят всему, и чем невероятнее история, тем больше? Возможно, потому что их герои верят всему хорошему, что происходит с ними. Представляете, во что
превратилась бы сказка, если бы Золушка не поверила, что фея желает ей добра, а
заподозрила, что кучеров она подговорила, карету угнала, платье отдала свое ношенное?
А чем бы кончились их отношения с Принцем, если бы Золушка “знала”, что Принц
намерен использовать ее молодость и через пару ночей отправить восвояси беременную и
брошенную? А если бы Бэтмен на высоте многих километров над землей засомневался, умеет ли он летать? А что бы стало с Иванушкой, если бы он вдруг решил, что все
волшебные существа не помогают ему, а врут, подосланные вредными соседями, которых
он целые ночи напролет будил бренчанием на гуслях? С такой философией сказки бы
закончились, не успев начаться. Пока герой зевал и думал верить или не верить, его бы
срочно съело какое-то голодное существо, “поверив” что перед ним самый аппетитный
кусок свежей и питательной пищи!
Вот и получается, что для ребенка единственный способ выжить — это поверить!
Но становясь полноправными сказочниками, дети неизменно начинают стремиться к
другой противоположной грани нашего бытия — доказуемой реальности. Взрослея, они
приобретают привычку все пробовать на вкус, цвет и запах, и все более далекой
становится такая простая и некогда понятная истина, как неоспоримость веры.
Доказательства и доводы рассудка требуются теперь для всего, а почему бы и нет?
Маленькие люди начинают осваивать мир, в котором им предстоит еще много чего
сделать, и они хотят научиться жить по его законам.
И вот тут главное, выучившись, не забыть, кто ты, и зачем сюда пришел. И если в ответ на
эти вопросы, кроме вашего имени и списка должностных инструкций вперемешку с
домашними обязанностями в голову ничего не приходит, тогда вам пора снова начинать
верить. Хотя бы себе и в себя. Бог, инопланетяне и высший разум подождут, они, в конце
концов, и не такое на своих многочисленных веках повидали, и готовы вам дать еще один
шанс.
Но возвращение к безоговорочной вере в чудо с солидным багажом житейских истин не
так-то просто осуществить. У ребенка она — естественный и чуть ли ни единственный
способ отношения к миру, у взрослых же есть видимая альтернатива —верить, не верить, соглашаться, не соглашаться, быть, не быть. Однако здесь кроется подвох. Альтернатива в
этом понимании оборачивается проблемой выбора, а проблема выбора обязательно таит
искушение, где опять-таки есть только один “правильный” вариант. И вот уже яблоко в
руках Адама, и Ева выжидающе смотрит на него — смотрит и ждет, когда же Вселенная
очередной раз полетит в тартарары.
Интересно, а что бы сделал ребенок, очутись плод искушения в его руках? Предложил бы
первому отведать сочный фрукт самому Змею, просто из вежливости, как учила мама?
Или побежал бы показать друзьям, и потерял бы по дороге? А может, забыл бы в пыли, обнаружив что-то более интересное? Вероятно, Змей, отчаявшись добиться успеха с
отпрыском рода человеческого, переключился бы на планеты летающих осьминогов или