1356

— Приведите их сюда! — приказал Бессьер. Кардинал улыбался, и это было неудивительно, ведь враги сами пришли прямо в его руки и теперь полагались на его милость, а у кардинала Бессьера, архиепископа Ливорно и папского легата при французском престоле, не было милости.

Отец Маршан, высокий и мрачный, стоял чуть позади кардинала, и Томас, протиснувшийся к нефу между монахами, расступившимися, чтобы позволить им пройти, различил еще больше латников в затененных углах.

— Добро пожаловать, — заявил кардинал, — Гийом д'Эвек.

— Томас Хуктон, — сказал Томас вызывающе.

— Бастард, — уточнил отец Маршан.

— И его еретическая шлюха жена! — добавил кардинал.

— И моя жена тоже, — пробормотал Лабруйяд.

— Две шлюхи! — произнес кардинал, ка будто развеселившись. — Держите их там! — прорычал он арбалетчикам, охранявшим Томаса. — Томас Хуктон, — продолжал он, — Бастард. Так зачем ты явился в это место для молитв?

— Мне дали задание, — сказал Томас.

— Задание! И какое же? — кардинал говорил с притворной добротой, как будто потакал маленькому ребёнку.

— Предотвратить попадание священной реликвии в злые руки.

Рот кардинала расплылся в полуулыбке.

— Какой реликвии, сын мой?

— Злобы.

— Ага! И в чьи же руки?

— В ваши, — сказал Томас.

— Вот видите, на что способен этот бесчестный Бастард! — теперь кардинал разговаривал со всеми присутствующими. — Он взял на себя смелость лишить святую матерь церковь одной из самых священных реликвий! Он уже отлучен от церкви!

Ему отказано в спасении, но он все равно осмелился прийти сюда и привести своих шлюх в это священное место, чтобы украсть то, чем Господь наградил своих верных слуг.

Он поднял руку и указал на Томаса.

— Ты отрицаешь то, что отлучен от церкви?

— Я себя только в одном признаю виновным, — сказал Томас.

Кардинал нахмурился.

— В чём именно?

— Что у тебя был брат, — ответил Томас. Лицо кардинала потемнело и вытянутый палец задрожал, а потом опустился. — У тебя был брат, — сказал Томас, — и он мертв.

— Что ты об этом знаешь? — спросил кардинал угрожающим тоном.

— Я знаю, что он был убит стрелой, выпущенной дьявольским отродьем, — ответил Томас. Он мог бы попросить, чтобы его оставили в живых, но знал, что ничего этим не добьется.

Его загнали в ловушку, окружили латниками и арбалетчиками со взведенным оружием, и всё, что ему оставалось — это бросить вызов.

— Я знаю, что его убили ясеневой стрелой на закате, — продолжал он, — стрелой, очищенной от коры женщиной, оснащенной стальным наконечником, выкованным беззвездной ночью, и оперенной перьями гуся, зарезанного белым волком. И я знаю, что та стрела была выпущена из лука, пролежавшего неделю в церкви.

— Колдовство, — прошептал кардинал.

— Все они должны умереть, ваше преосвященство, — в первый раз заговорил отец Маршан, — и не только шлюхи и отлученные от церкви, но и эти люди тоже! — он указал на Робби и сира Роланда. — Они нарушили свои клятвы!

— Клятвы человеку, пытающему женщин? — язвительно усмехнулся Томас. Он слышал, как стучат копыта лошадей по мостовой за дверью аббатства. Там раздавались гневные голоса.

Кардинал тоже услышал голоса и взглянул на дверь, но не заметил ничего угрожающего.

— Они должны умереть, — сказал он, переведя взгляд обратно на Томаса. — Их убьет Злоба, — он щелкнул пальцами.

Позади высокого алтаря столпилась дюжина монахов, но теперь они отошли в сторону, и Томас заметил там еще одного монаха. Это был старик, и его явно избивали, белая ряса была забрызгана кровью, капающей с разбитой губы и носа.

А за ним, в тени позади алтаря, находилась усыпальница. Она представляла собой резной и разукрашенный каменный гроб, покоящийся на двух каменных постаментах в нише апсиды [23].

Крышка гроба была отодвинута в сторону, и теперь знакомая фигура выступила из тени. Это был шотландец Скалли, вплетенные в длинные волосы кости звякнули, когда он подошел к склепу и протянул внутрь руку. Теперь кости появились и в его бороде, и они стучали по кирасе, которую он носил поверх кольчуги.

— Ты солгал мне, — сказал он Робби, — заставил меня драться за проклятых англичан, а твой дядя говорит, что ты должен умереть, что ты просто выпердыш, а не мужчина. Ты не достоин имени Дугласов. Ты просто собачье дерьмо, вот кто ты.

И он вытащил меч из гроба. Он был совершенно не похож на меч на фресках. Этот выглядел как фальшион, один из тех дешевых клинков, что могли служить и косой, и оружием.

У него было толстое изогнутое лезвие, расширяющееся к острию — оружие, предназначенное скорее для того чтобы грубо рубить, чем колоть. Сам клинок выглядел старым и был в запущенном состоянии — потемневший, покрытый пятнами и ржавчиной, но его вид все равно заставил Томаса упасть на колени.

Сам Христос смотрел на этот клинок, возможно, дотрагивался до него, и в ночь перед своим концом отказался от того, чтобы это оружие спасло ему жизнь. Это был меч рыбака.

— Убей их, — приказал кардинал.

— Нельзя проливать кровь, — запротестовал седобородый монах. Должно быть, это был аббат.