1356. Великая битва

– Только потому, что я его бил всякий раз, когда он совался сюда прежде, – парировал англичанин.

Томас отобрал город и замок у графа. Тот дважды пытался вернуть утраченное и оба раза потерпел поражение. Город располагался на южной окраине графства Бера; его защищали высокие каменные стены и река, с трех сторон огибающая холм, на котором стоял город. Еще выше, на каменистой вершине холма, угнездился замок. Может, он и небольшой, зато удачно расположен и хорошо защищен. Новое надвратное укрепление, массивное, с башнями, заменило старый вход, разрушенный пушечными ядрами. Над воротами и над донжоном реял флаг графа Нортгемптонского – лев и звезды, – но все знали, что взял замок Томас из Хуктона, Бастард. Здесь располагалось логово, откуда эллекин совершал набеги на восток и на север, в неприятельские земли.

– Бера попытается снова, – предупредил Левонн. – И в этот раз ему может помочь де Лабруйяд.

– И не только Лабруйяд, – угрюмо добавил Томас.

– Наделал новых врагов? – спросил с ироничной усмешкой священник. – Я поражен.

Томас вперил тяжелый взгляд в распятие. На момент взятия города церковь Святого Сардоса была бедна, но теперь утопала в богатстве. Свежеокрашенные статуи святого были увешаны ожерельями из полудрагоценных камней. На Деве Марии красовалась серебряная корона. Подсвечники и алтарные сосуды были сплошь из серебра и позолоты, стены расписаны ликами святого Сардоса, святой Агнессы и картинами Страшного суда. Заплатил за все это Томас, как и за украшение двух других городских церквей.

– Я наделал новых врагов, – признался он, не отрывая глаз от окровавленного Христа на позолоченном кресте из бронзы. – Но сначала скажи мне, отче, какой святой изображается стоящим на коленях посреди расчищенной от снега тропы?

– Расчищенной от снега тропы? – переспросил отец Левонн, хмыкнув, но потом заметил, что его собеседник не шутит. – Быть может, это святая Евлалия?

– Евлалия?

– На нее обрушили гонения, и мучители бросили ее голой на городскую улицу, чтобы посрамить, – пояснил священник. – Но благой Господь наслал метель, чтобы укрыть ее наготу.

– Нет, речь о мужчине, – возразил Томас. – И снег словно избегает его.

– Тогда святой Вацлав? Который король. Говорят, что под его ногами снег таял.

– То был монах, – упрямился англичанин. – На картине, которую я видел, он стоял на коленях на траве, и вокруг был снег, но на нем самом – ни снежинки.

– Где эта картина?

Томас поведал ему о встрече с папой в авиньонском дворце и о древней фреске на стене.

– Тот человек был изображен не один, – закончил рассказ Томас. – Второй монах выглядывал из хижины, а святой Петр протягивал первому меч.

– А… – протянул Левонн с оттенком странного огорчения. – Меч Петра.

Тон священника заставил Томаса нахмуриться.

– Послушать тебя, так это зло. В мече кроется дурное?

Отец Левонн пропустил вопрос мимо ушей.

– Говоришь, встречался с его святейшеством? Как он?

– Плох, – ответил Томас. – И весьма милостив.

– От нас требуют молиться о его здоровье, что я и делаю, – пробормотал священник. – Это хороший человек.

– Он ненавидит нас, – заметил Томас. – Англичан, в смысле.

– Я и говорю, что он хороший человек. – Отец Левонн рассмеялся, потом снова посерьезнел и продолжил, осторожно подбирая слова: – Неудивительно, что картина с мечом Петра находится во дворце его святейшества. Быть может, ее смысл просто в том, что папство отказалось от использования меча? Фреска показывает, что если мы святы, то должны отказаться от оружия?

Томас покачал головой:

– Там кроется какой-то сюжет. Зачем иначе другому монаху выглядывать из хижины? Почему снег расчищен? Картины рассказывают истории! – Он указал на росписи, украшающие стены храма. – Зачем здесь эти изображения? Да чтобы поведать неграмотным о том, что им нужно знать.

– Тогда этой истории я не знаю, – признался отец Левонн. – Хотя о мече Петра мне слышать доводилось. – Он перекрестился.

– На той фреске у меча было расширяющееся к концу лезвие. Наподобие фальшиона.

– Малис, – едва слышно пробормотал отец Левонн.

Несколько мгновений, считая удары сердца, Томас хранил молчание.

– «Семь темных владык хранят его, – процитировал он стих, который монахи-доминиканцы разносили по всему христианскому миру, – и они прокляты. Тот, кому суждено править нами, найдет его и будет благословен».

– Меч Рыболова, – пояснил отец Левонн. – Это не просто меч, Томас, но тот самый меч. Меч, который святой Петр пустил в ход, к неудовольствию Христа, и потому утверждают, что клинок проклят.

– Расскажи!

– Я уже сказал все, что знаю! – отрезал священник. – Это всего лишь древняя легенда, но говорится в ней о том, что Малис несет на своем клинке проклятие Христа. Если это верно, то она должна обладать воистину ужасной силой. В противном случае разве носил бы меч такое имя?

– И кардинал Бессьер ее ищет, – пробормотал Томас.

– Бессьер? – Левонн пристально посмотрел на англичанина.

– И ему известно, что я тоже ее ищу.

– О Господь милосердный! Томас, у тебя дар обретать могущественных врагов.

Бастард встал с колен.

– Бессьер – это помет Сатаны, – бросил он.