14 друзей хунты

Прощайте, прощайте тех, кто ненароком обидел, ведь обида поражает обоих и препятствует взаимному пониманию.

Любите, любите всей душой этот мир, каждого человека — мы все из одной плоти и крови.

Мы все — одинаково сильно хотим верить, любить и быть любимыми!

Быть Добру!

С любовью, ваша Леночка Суетова

Блогеры, журналисты, переселенцы

Павел Паштет Белянский

Родился в 1977-м году в шахтерском поселке Луганской области.

После окончания университета работал — продавцом автомагазина, рекламистом, менеджером оптовой торговли, начальником отдела по продаже, коммерческим директором, директором. С 2010 года занялся ритуальным бизнесом.

В 2014 году открыл собственную фирму по изготовлению и установке памятников.

Первые рассказы публиковал в своем блоге в Фейсбуке, где за один год вошел в число топовых украинских блогеров. Павел ПАШТЕТ Белянский въехал в топ не на скандале, не на политических постах, а на литературном таланте, написал массу миниатюр, смешных и грустных одновременно.

Автор трех книг: сборника рассказов «Я работаю на кладбище», детективной повести «Стоматолог решает жениться» и мистического романа «Великий Побег».

Сестра

Медсестре Лене чуть больше сорока. Она смотрит на мир с виноватой мягкой улыбкой, будто постоянно за что-то просит у всех прощения: у деревьев за окном одноэтажного здания медицинской роты, у бойцов, шлепающих тапочками по стертому линолеуму в коридоре между палатами, у чашки с теплым чаем на старом канцелярском столе, у меня, сидящего в ее кабинете на клеенчатом топчане.

Пьем с Леной чай, разговариваем. Вернее, она говорит тихим, извиняющимся голосом, а я боюсь ее перебить, молчу и стараюсь не шевелиться, чтобы ненароком не спугнуть ее виноватую улыбку.

За окном медроты шумно. Командиры раздают короткие приказы, и ботинки бойцов торопливо стучат по асфальтовым дорожкам военной части, и близко взрыкивает дизель бронетранспортера, настраиваясь на долгую, тяжелую работу, и ктото кого-то внятно материт, легко перекрикивая шум мотора.

Батальон готовится к отправке в зону АТО.

Дверь кабинета открывается, и к нам заглядывает мужчина, тонкий и сутулый, с лицом интеллигентного наркомана.

— Привет, Лена.

Лена вскакивает со стула, обнимает гостя, усаживает его на кушетку рядом со мной, наливает чаю, хотя тот вяло отнекивается, сует ему в руку печенье, извиняется, что нечем угостить.

— Ну что там? — спрашивает Лена. — Как папа? Как его здоровье?

— Нормально, прооперировали…

Тощий мужчина с лицом интеллигентного наркомана — хирург родом из Полтавы. Он ушел в АТО добровольцем, когда в город стали поступать первые раненые. Сшивать их в стационаре было бы гораздо проще, если бы там, на месте, на передовой, им сразу оказывалась квалифицированная помощь. И он пошел служить, чтобы со своим опытом быть там, на передке, где опытные руки нужнее. Чтобы какому-то неизвестному хирургу в тылу, в стерильном кабинете областной больницы, стало чуть легче оперировать раненого бойца, а у парня на хирургическом столе возросли шансы выжить и сохранить посеченную минными осколками ногу или простреленную руку.

Волонтеры собрали деньги и купили ему «жигули» девятой модели, чтобы мотаться по позициям. Машина старенькая, зато чинить легко и никаких проблем с запчастями и умельцами.

— Лет этой «девятке», да как моей Галочке, — усмехается хирург. — Я ее и зову — «Галочка». Как на жену, на нее можно положиться, выручает.

С войны он приезжал к отцу: у того пошел камень из почки и застрял в мочеточнике, потребовалась срочная операция. Вот он и рванул на своей верной «Галочке». Оперирующий хирург из районной больницы, мягкий и вальяжный, понимающе покивал щекастой головой, посочувствовал и, как своему, как коллеге, по блату, назвал цену операции для отца — триста долларов.

— Я ему говорю, долларов нет, могу гранатами, — кривится хирург. — Говорю, есть четыре. Или пять. Могу с чекой. Могу без чеки. Ты какими будешь брать?

По итогу операция отцу обошлась в двести гривен — ровно столько стоили все препараты и шовный материал.

Лена и хирург из Полтавы обнимаются на пороге медроты. Она просит его вернуться живым. Он обещает.

В углу кабинета на укрытом клеенкой стуле сидит девчонка лет двадцати, быстрыми и ловкими движениями пришивает пуговицу к куртке. С растерянным и испуганным видом. Ее руки и лицо — как будто живут разными жизнями. Руки умелые, их движения точны и выверенны. Лицо тревожное, в глазах рябь. Когда девчонка смотрит на меня, выражение глаз меняется. Такой взгляд бывает у дворняг, побитых жизнью собачек, ищущих кого-то сильного, кто пусть и не накормит, но хотя бы погладит. У кадровых военных не бывает таких глаз, только у мобилизованных, это я заметил давно.