14 недель

— Если хочешь знать, не так уж много оставалось внутри, — сообщила я ему, выходя вперед и щелкая табличкой «Открыто» на двери.

— Кенз…

Его голос был печальным, звук, который казался неуместным, исходящим от такого большого, устрашающего на вид мужчины.

Казалось, он проникает куда-то внутрь, заставляя место, где я заперла свою обиду и разочарование по отношению к нему, дать трещину, позволяя уязвимости просочиться наружу.

Это объясняло мой следующий комментарий.

— Где ты был, Тиг?

Молчание после моих слов было тяжелым и достаточно долгим, чтобы заставить меня повернуться, слегка приподняв подбородок, как всегда делала моя мать. Надменность, как назвал это один из моих бывших. Возможно, так оно и было, но я всегда предпочитала выглядеть уверенной, чем неуверенной в себе.

Его взгляд был сосредоточен на мне, совершенно нечитаемый.

— Мне нужно было сосредоточиться, дорогая. Я не мог… Я не мог прийти к тебе, не имея ни хрена, из того что можно тебе принести.

«Потому что он думал, что Кэсси — это клин между нами».

— Тиг, я знаю, что пришла к тебе с этим, но это… — я махнула рукой, не желая произносить это вслух, «это не на тебе».

— Я понимаю это, Кенз, но я также знаю, что я не могу пытаться начать что-то здесь, когда это между нами.

«Начать что-то».

Я не представляла себе это.

Он сказал это.

Значит, он держался в стороне не потому, что вел себя как трус, сожалея об этом, но не имея смелости сказать мне это. Он держался в стороне, потому что боялся, что я буду думать о нем хуже, потому что он не смог найти мою пропавшую лучшую подругу. Неважно, что они не смогли найти никого, кроме него, кому они могли поручить это дело.

Мило? Конечно.

Неправильно? Безусловно.

Мне даже в голову не приходило думать о нем хуже, потому что он не был каким-то супергероем. Он был всего лишь человеком. Он мог сделать не так много.

Но то, что он смотрел на это именно так, что он хотел попытаться «сделать все правильно», прежде чем начинать что-то. Я не была уверена, что когда-либо сталкивалась с этим раньше. Это было освежающе ответственно, зрело, сильно. Слабые мужчины не брали на себя бремя, если им это было не нужно. Сильные мужчины, ну, очевидно, брали.

Невозможно было ошибиться в том, что это было, и в том, что моя мама назвала его — хорошим.

Возможно, доброта была достаточной причиной, чтобы выйти из зоны комфорта, дать ему шанс.

И поскольку я никогда не была женщиной, которая «ждет мужчину», я двинулась к нему, позволяя своему бедру коснуться его бедра, пока я двигалась за столом и клала свою сумочку, ожидая, пока он повернется, а затем перешла к делу сама.

— Что ты делаешь сегодня?

Его брови сошлись вместе, прежде чем он махнул рукой.

— Присматриваю за тобой.

Идеально.

Я почувствовала, как мои губы слегка изогнулись.

— Хорошо. Тогда как насчет того, чтобы ты присматривал за мной через стол в «Семейном» сегодня вечером?

Осознание медленно поднималось по его лицу.

И когда оно переместилось с его глаз на губы, они слегка дрогнули.

— Ты приглашаешь меня на свидание?

— Ты удивлен? Разве я похожа на человека, который не может взять то, что хочет?

На это его улыбка расплылась, и огромная рука поднялась и потерла его челюсть, слегка оскалившись, его мысли направились именно туда, куда я и думала — к тому, как я играла с ним неделю назад.

— Нет, дорогая, я не думаю, что у тебя есть такая проблема.

— Так ты собираешься пригласить меня куда-нибудь?

— Ты заставишь меня отвезти тебя домой и сидеть там целый час, пока ты наряжаешься?

— Абсолютно, черт возьми. И, наверное, скорее полтора часа. Риз может одолжить тебе книгу.

На это он хихикнул. Это был низкий, глубокий, раскатистый звук, который делал всевозможные дикие вещи с моими женскими частями.

— Тогда у меня есть одна просьба. — Когда я подняла бровь, он снова улыбнулся, все эти белые зубы и очарование, заставило мой живот совершить совершенно нехарактерное для него сальто-мортале. — Немного твоих духов.

На это я рассмеялась, найдя это более легким, чем я думала, учитывая обстоятельства.

— Как будто я выйду из дома без них.

* * *

Было уже около пяти, когда я решила закончить рабочий день: мне пришлось отвечать на вопросы покупателей, которые знали Кас в магазине, хотели узнать новости и выразить свои соболезнования, и все это медленно, но верно изматывало мои нервы и сердце.

В течение дня мы с Тигом общались урывками, между моими телефонными звонками и помощью клиентам.

После того, как примерно третья женщина трахнула Тига глазами, я почувствовала, что меня охватывает чувство, которое, хотя и не было для меня редкостью, было странным, учитывая тот факт, что я едва знала Тига. У меня не было никаких претензий к нему. Но оно было, это бурлящее чувство в животе, которое делало меня раздражительной и злой.

Ревность.

Я не хотела, чтобы они строили ему глазки, потому что я каким-то образом претендовала на него как на своего.

Совершенно иррационально? Конечно.