Нижегородцам нужен был не титул, а личность. Пожарский был крупной личностью. Платонов справедливо замечал: «В древнерусском обществе было вообще мало простора личности; личность мало высказывалась и мало оставляла после себя следов; Пожарский оставил их даже менее, чем другие современные ему деятели, но за всем тем в Пожарском не может не остановить нашего внимания одна черта — определенное сознательное отношение к совершавшимся событиям чрезвычайного характера. Он никогда не теряется и постоянно знает, что должно делать; при смене властей в Москве он служит им, насколько они законны, а не переметывается, не поддается „ворам“, у него есть определенные взгляды, своя политическая философия, которая дает ему возможность точно и твердо определять свое отношение к тому или другому факту и оберегает его от авантюризма и „шатости“; у него свой „царь в голове“. Пожарского нельзя направить чужой мыслью и волей в ту или другую сторону. Несмотря на то, что Пожарский был не очень родовит и невысок чином, его личность и военные способности доставили ему почетную известность и раньше 1612 г. Современники ценили его высоко, он был популярен — иначе не выбрали бы его нижегородцы своим воеводой, имея двух воевод в самом Нижнем Новгороде».
Выбор Пожарского был сделан не кем-то одним. Как подчеркивал Забелин, народ «все делает по мирскому совету, на мирской сходке, общим земским собранием, удерживая эту форму своих рассуждений в течение всей своей истории наперекор всем напастям и невзгодам! Истина дела заключается в том, что нижегородцы выбрали Пожарского всенародно, помимо всех других…»
Они решили полагаться на свой опыт и искали подходящего кандидата среди окрестных служилых людей, лично им известных. Кузьма Минин первым назвал имя Дмитрия Пожарского, и мир поддержал его. Вероятно, еще до Смуты они знали вотчинника близкого от них Стародубского уезда, а потом слышали и о его битвах, и о геройском поведении во время весеннего Московского восстания.
Но сам князь Дмитрий еще не подозревал, что выбор нижегородцев пал на него. Он все еще находился на излечении в своем имении. Вот только в каком из них?
Вслед за Забелиным большинство историков утверждают, что это было Мугреево. Володихин настаивает, что это был Нижний Ландех. В любом случае речь идет о Суздальском уезде и имении «от Нижнева 120 поприщ». То есть в 120 км, что точно соответствует расстоянию до Нижнего Ландеха, тогда как путь от Нижнего Новгорода до Мугреева — 140–150 км.
К Пожарскому незамедлительно были направлены из Нижнего посланники. Он, полагаю, был немало удивлен неожиданному предложению возглавить миссию по спасению России, поступившему от нижегородского посада. Определенного ответа Пожарский не дал, послы уехали ни с чем. Сам князь в окружной грамоте всероссийским городам, направленной в июне 1612 года, признавал, что «присылали по меня, князя Дмитрия, из Нижняго многажды, чтобы мне ехати в Нижний для земскаго совета». Позднее, вспоминая пережитое, Пожарский говорил, что его к великому делу «вся земля сильно приневолила», а если бы был тогда в наличии кто-нибудь из «столпов», вроде боярина Василия Голицына, он бы мимо боярина за такое дело не принялся бы. Но, как нам известно, Василий Голицын находился в польском плену, а прочие «столпы» сидели вместе с поляками в Кремле.
Полагаю, колебания князя Дмитрия были связаны и с его нездоровьем, и с сомнениями в конечном успехе, и с желанием не нарушать правила приличия ранним согласием. Кроме того, он желал «на берегу» обговорить свои будущие взаимоотношения с нижегородцами.
В итоге посольств к Пожарскому было несколько. Известно, что к князю ездил и Кузьма Минин. «Многочисленные поездки представителей Нижнего к Пожарскому не все имели в виду упрашивать его принять избрание; в переговорах с ним обсуждались и планы устройства ополчения, — писал Соловьев. — Ездил в Мугреево к Пожарскому и Минин, к сожалению, неизвестно точно когда, чтобы условиться с ним об организации финансовой части. По его совету, Пожарский и потребовал у нижегородцев, „чтоб они выбрали у себя ис посацких людей, кому быть с ним у такова велика дела и казну збирати“, т. е. хотел поручить очень важное дело сбора и расходования средств опытному и удостоенному доверия сограждан человеку».
Воеводы в обычное время никогда не занимались финансовыми вопросами, на то была государева казна. Без денег воевать невозможно. Пожарский готов был взять на себя военное руководство. Но требовал, чтобы в качестве его помощника мир назначил своего рода казначея.
Об этом говорил Пожарский с послами во главе с архимандритом нижегородского Печерского монастыря Феодосием, дворянином Жданом Петровичем Болтиным и посадскими выборными людьми. По некоторым сведениям Дмитрий Михайлович согласился принять руководство, когда с этой просьбой прибыл из Нижнего Новгорода воевода Алябьев. Пожарский сказал при этом: