1612-й. Как Нижний Новгород Россию спасал

В самом Нижнем Новгороде их почти не осталось. Большая часть нижегородских дворян и стрельцов ушла в Москву в составе Первого ополчения, а вернулись в город немногие. Кто-то погиб в сражениях, кто-то был отправлен служить в Суздаль, Переславль-Залесский, другие города. «Гарнизон Нижнего и ратные люди его уезда после битв 1608–1609 гг. и недавнего похода к Москве с Репниным, за исключением хотя бы небольшой части стрельцов для нужд воеводского управления, едва ли могли составить отряд в 1000 человек, — подсчитывал Любомиров. — Рано присоединившиеся к Нижнему города Балахна и Гороховец могли дать лишь очень ничтожное количество ратных людей: Балахна, кажется, совсем не имела дворян; упоминаемые в источниках „гороховляне“ — дети боярские были, очевидно, очень немногочисленны, судя по небольшой территории уезда; стрельцы же, если и были в этих городах, то в весьма ограниченном количестве. Добровольцы из посадских и, может быть, даточные люди из трех уездов могли бы, вероятно, составить не меньший по численности, чем из служилых людей, но не особенно ценный по неподготовленности отряд».

На счастье нижегородцев и России в этот момент в окрестностях Арзамаса находилось довольно большое количество непристроенных смоленских дворян. Откуда они там взялись?

Из родных мест их выгнали поляки. Летом они были отосланы Заруцким и Трубецким из-под Москвы в Арзамасский уезд, чтобы там получить в поместное владение дворцовые села и деревни. Однако посадские люди и местные крестьяне отказались признать эти указы руководства Первого ополчения. Дворцовые крестьяне не желали становиться помещичьими и при поддержке арзамасских стрельцов вели бои со смоленскими дворянами. В итоге они «в скудости мнозей» располагались в Выездной слободе (ныне село Выездное) рядом с Арзамасом, на берегу речушки, которую с тех пор прозвали Смолянкой.

«Кузьма Минин, посоветовавшись с нижегородскими посадскими людьми, пригласил представителей смолян в Нижний Новгород обсудить вопрос об их участии в походе на Москву. Около Дмитриева дня (26 октября 1611 года) смоляне отправили своих делегатов в Нижний Новгород. Минину не пришлось их долго уговаривать». Новый отряд будущего ополчения подходил нижегородцам по общему настрою. «Смольяном поляки и литвы грубны искони вечные неприятели, что жили с ними поблизку и бои с ними бывали частые», — справедливо отмечал Болтин.

Несколько смолян по совету Минина немедленно выехали для встречи с Пожарским. Дворяне били челом, чтобы воевода, не мешкая, шел в Нижний. Появление этих служилых внушило Пожарскому некоторый оптимизм. Во всяком случае, явно уже воспринимая себя воеводой, он приказал им идти в Нижний, пообещав вскоре их там нагнать. Смоляне известили об этом нижегородцев, а сами двинулись к своим в Арзамас. И, собравшись, 26 октября выступили в Нижний.

«Смольян», по словам Симона Азарьина, было «яко до двою тысящ и вящее». Но, похоже, в эти две тысячи входили также дорогобужане и вязьмичи.

Точной даты выбора князя Пожарского военным лидером Второго ополчения нет. Но известно, что в 20-х числах октября Пожарский отправился в Нижний Новгород.

По дороге он встретил вяземских и дорогобужских дворян, уже шедших предложить нижегородцам свои услуги. Судьба их была схожа с судьбой смоленских коллег и соседей. Они потерпели «разорение от литовских людей», прибились к Первому ополчению и подмосковные воеводы приказали их «испоместить» в дворцовой Ярополческой волости (Владимирского уезда), откуда потом Заруцкий «казаком повеле выбити» их. У дорогобужан и вязьмичей были все основания примкнуть к Пожарскому. После переговоров с князем этот отряд присоединился к формирующемуся ополчению.

Нижегородское духовенство, дворяне и посадские люди вышли за город и встретили Пожарского и его отряд с иконами, с хлебом-солью. К земской рати немедленно присоединились сто пятьдесят стрельцов из местного гарнизона.

Выбор в пользу Пожарского, как выяснится, был безупречен. По словам Готье, «наметив Пожарского, нижегородцы не ошиблись. Избранный воевода по личному своему характеру был полной противоположностью Прокопию Ляпунову: тот был горяч, несдержан, этот — осторожен, предусмотрителен; Ляпунов отстаивал провинциальное дворянство против боярства, Пожарский был скорее сторонником боярства, хотя и умеренным, первый вечно против чего-нибудь протестовал и бунтовал, второй был всегда приверженцем исконных устоев московского государственного порядка. И с этой стороны Пожарский как нельзя более подходил к затеянному в Нижнем предприятию: последнее ополчение, в противоположность ляпуновскому, подготовлялось тихо, медленно, без торопливости; оно производит впечатление чего-то гораздо более крепкого и внушительного».

Нижегородское воинство