1795

Забойщики обменялись взглядами и молча приступили к привычной, не требующей никаких слов работе. Худенький подросток-подмастерье успокаивающе положил ладонь на лоб вола, в другую руку взял заточенный железный шомпол, пристроил у виска и, удерживая его большим и указательным пальцами, кивнул мастеру. Тот заученным ударом кувалды вогнал стальной штырь на четверть. Странный звук — будто полено треснуло в очаге. Вол закачался и упал на посыпанную опилками землю. Ноги его дергались, точно он фехтовал с кем-то невидимым. Сетон смотрел, боясь сморгнуть. Какие же мысли могут рождаться в голове вокруг заточенного куска железа? Скорее всего, никаких. Вряд ли животные одарены способностью мыслить. И души у них нет, так что гусиная кожа на руках — инстинкт, не более того.

Забойщик некоторое время смотрит на дергающееся животное. Вряд ли из интереса — нет, конечно. Вполне объяснимая пауза, все-таки первый за сегодня. Почин. Одобрительно кивнул подмастерью, тот стер рукавом брызги крови с лица и заулыбался во весь рот: справился отменно. Не выпустил шомпол раньше времени, но и не опоздал. Не получил кувалдой по руке.

Кровь стекает в быстро растущую лужу. Сетон, затаив дыхание, смотрит на предсмертные судороги — нет. Опять нет. Может, в следующий раз повезет? До вечера забьют еще дюжину. Двадцать, если повезет. Не так-то много, чтобы накормить город, но и покупают скромно: из-за неурожая цены на мясо выросли до небес. Он устраивается поудобнее — скоро выведут следующего вола.

Когда все было кончено, двинулся в усадьбу сектантов. Проходя мимо «Несравненного», услышал грохот: кто-то там, в чреве огромного здания, трясет лист кровельного железа. Изображает гром небесный. Должно быть, идет репетиция.

10

Опять пришлось пробираться через черный ход, но на этот раз Болин принял его в зале. У Сетона немного сбилось дыхание — знакомое чувство. Так бывает всегда, когда ставки в игре повышаются. Он шел по длинному коридору. При каждом шаге в настенных светильниках вздрагивало пламя свечей, и Сетона подмывало оглянуться: продолжают ли свечи беспокоиться и после его прохода? Ему показалось, даже строгий рисунок штофных обоев за спиной пришел в движение, побежал волнами узнавания: это же он, Тихо Сетон! Он снова здесь! Опять в том мире, который когда-то был его собственным. В мире, где ничто не оскорбляет глаз. Где воздух полон запахами ароматических смесей из расставленных по всему коридору жардиньерок. Запахами, мгновенно оборачивающимися живыми картинами прошлого — лаванда в бельевых шкафах, декантированное вино, жареная телятина, тушеные овощи, колониальные пряности.

Он совершенно уверен: никогда бы его сюда не пригласили, если б не решили принять его предложение. Маловероятно, что собрались просто-напросто от него избавиться. Сетону известны многие тайны ордена, и Болин мог бы заставить его замолчать куда проще. У секретаря ордена на редкость практический ум. Хватило бы наемника с кинжалом в темном переулке с имитацией ограбления.

Придает уверенность и другое: он выглядит далеко не так жалко, как при первом посещении. Ларс Свала выполнил свое обещание: прачка отстирала и почистила его одежду. Некоторые пятна упорно сопротивлялись мылу и стиральной доске, следы их, если присмотреться, все же остались. Но одет он чисто. Небогато, разумеется, но чисто, и уже одно это позволяет выпрямиться в полный рост, не чувствовать себя жалким, униженным просителем. Борода и волосы тщательно расчесаны.

Лакей распахнул перед ним двустворчатую зеркальную дверь, и он сделал шаг навстречу судьбе, избранной для него братьями по ордену.

Их несколько. Разговаривают о чем-то у окна. Ансельм Болин, опираясь на трость, повернулся на жалобный звон дверного колокольчика.

— А, Тихо…

Остальные трое молча кивнули. Сработала старая привычка расшифровывать предусмотренные этикетом жесты: кивнули холодно, но не враждебно. Так встречают выздоравливающего бегуна, на которого все-таки можно делать ставки, пусть и с осторожностью. Присутствующие ему знакомы — двое из них были среди гостей на свадьбе Эрика Тре Русура.

Болин многозначительно посмотрел на братьев по ордену, дохромал до столика и приподнял серебряную корзиночку с конфетами.

— Бон-бон?

Сетон знал этот сорт: сладчайший травяной ликер бенедиктин в шоколадном коконе. Набежала слюна, но он преодолел соблазн и с улыбкой покачал головой.

Болин пожал плечами и аккуратно поставил корзинку на место.

— Вы ведь знакомы с Тоссе, Тихо? С Шнекенфельтом, с Шернборгом? Сегодня они представляют наш орден. В миниатюре, если позволите так выразиться. На пленуме ложи один из них говорил о вас с большой теплотой, нашедшей немалый отклик. Другой утверждал обратное. Третий мнения по вашему делу не составил. Я пока не занимаю никакой позиции, моя роль скромнее: мне всего лишь предоставлено право огласить общее решение.

Заученным, хоть и неуклюжим движением Болин оперся на ручку, опустился в кресло и аккуратно прислонил трость к стене.