19-я жена

Или, во всяком случае, я так думала. Апостолы, игравшие самих себя, велели нам всем, встав в кружок, опуститься на колени и стали направлять нас в наших торжественных клятвах и заявлениях. Мы воздевали руки горе. Женщины клялись в абсолютной покорности своим мужьям. Мужчины клялись никогда не жениться без дозволения Церкви. Все вместе мы поклялись полностью подчиняться авторитету Церкви. Мы поклялись осуществить возмездие за гибель Джозефа Смита и защищать жизнь Бригама Янга, даже если потребуется пролить кровь. И под самый конец мы поклялись никогда не раскрывать тайн Церемонии Облачения. Наказанием за подобное деяние служит лишение человека внутренностей, а затем вырезание языка и сердца из тела провинившегося и их сожжение. Апостолы сообщали нам об этом наказании с такой угрозой и уверенностью в голосах, что каждая из нас затряслась от страха.

Наконец в три часа пополудни церемония закончилась. Пока другие рыдали, я просто сидела на скамье, обессилевшая и опустошенная, но совсем не так, как ожидала. За время моей болезни — я была совершенно убеждена в этом — я никогда еще не чувствовала, что так близка к могиле.

Ту ночь мы с мамой провели в доме Лидии. Я лежала в постели, не в силах заснуть, а рядом со мной спала мама. С каждым вдохом она издавала чуть слышный храп, и веки ее подергивались от сновидений. Я завидовала спокойствию ее души и крепости ее веры. Мне страстно хотелось знать то, что знает она, черпать в этом знании утешение и поддержку. Я все думала о своем долгом дне в Доме Облачений. Почему же я не такая, как другие Святые — все эти добрые люди с открытыми сердцами? Откуда у меня такой скептицизм? Я пыталась заснуть, но мои мысли метались в голове вместе с образами, увиденными во время Церемонии. Каждый раз, как я припоминала какую-нибудь подробность — Еву, с ее прекрасными волосами, или Сатану, прыгающего на одной ножке, — что-то во мне сопровождало эту деталь комментариями, которые не были ни чистосердечными, ни серьезными. «Почему у Евы парик из конского волоса? Вот уж не думала, что Сатана умеет плясать шотландскую джигу!» Я пришла к убеждению, что у меня злое сердце и что я одинока в своем злосчастье. Я скоро умру, заключила я, и во всем виновата я сама.

Через некоторое время я услышала, как отец и Лидия вошли в ее спальню наверху. Они говорили о выступлении Дайанты в школе. «Она может наизусть прочесть „Догматы Веры“ от начала и до конца». Их голоса стали глуше, потом и вовсе затихли, и я услышала знакомый скрип кровати, вздох перьевого матраса, принявшего двух людей, слившихся в объятии в одно целое. А затем — ничего, полная усилий тишина, столь привычная в доме, где много жен.

Я встала и вышла из дому. Ночь стояла ясная, и дым-дерево[82]

четким силуэтом выделялось на фоне забора. Из трубы дома густой дым столбом поднимался в прохладный воздух. Над Долиной черно высились горы, а достигшая трех четвертей луна набросила на все вокруг серебристую сеть. Я присела на пень у водяного насоса и посмотрела назад, на маленький дом Лидии. В ее комнате горела свеча; через некоторое время мой отец показался в окне. Он глядел на свою землю, на дома за пределами участка. Уверена: меня он не заметил, хотя от лунных лучей светилась моя ночная рубашка. Отец долго стоял у окна, будто на душе у него лежала какая-то тяжесть. Потом он смочил языком большой и указательный пальцы руки и невидимым мне жестом загасил свечу. Окно погасло. Теперь весь дом погрузился во тьму, и через некоторое время дым из трубы поредел, а затем и совсем растаял. Поэт мог бы вообразить, что мир окончил свое существование, если бы не ветерок, колебавший юные листочки дым-дерева.

Проснувшись утром, я обнаружила, что болезнь моя отступила. Никто так и не смог никоим образом этого объяснить, хотя многие пытались это сделать.

ДЕВЯТНАДЦАТАЯ ЖЕНА

Глава десятая

Пророк Входит в Мою Жизнь

Вскоре после моего выздоровления я обрела своего первого поклонника. Финли Фри был впечатлительный молодой человек с художественными наклонностями, которому нравилось рисовать с меня наброски и делать эскизы в мамином саду. Между прочим, он оказался младшим братом одной из любимых жен Бригама, Эммелины, которая по большинству подсчетов шла под номером десять, хотя, по правде говоря, я полагаю, что тут придется сделать скидку на существование еще нескольких жен, на которых Бригам женился, но очень быстро оставил по причинам, о каких мы никогда не узнаем.

Наша дружба с Финли была еще совсем молода, когда Бригам вызвал мою маму к себе в контору в Дом-Улей. Как Президент и Пророк Церкви и как глава Территории Юта, Бригам действительно был очень занятым человеком. Мама могла лишь предположить, что вопрос, который он пожелал обсудить с ней, вызывает у него серьезную тревогу. Однако, когда она села перед его столом, он серьезным тоном, более подобающим хранителю закона, чем человеку, вмешивающемуся в чужие дела, посоветовал моей маме положить конец моим отношениям с Финли.

Мама вступилась за меня: