19-я жена

Потом, сидя у своего столика, я ждала неизбежного стука в дверь. Я знала: Бригам придет в этот вечер, и мне надо будет благодарить его за оказанную помощь. Вплоть до этого момента я пыталась отрицать его власть надо мной, но этот эпизод сделал все предельно ясным. Я работаю в его театре. Я живу в его доме. Он — мой духовный вождь. А теперь он даже подсказывает мне, что мне надо говорить!

Тут он и раздался — стук в дверь.

— Брат Бригам…

Однако, открыв дверь, я обнаружила за ней незнакомца, приветствовавшего меня коробкой сахарных палочек.

— Не разрешите ли вы вашему обожателю выразить его восхищение вашей игрой?

Незнакомец говорил с английским акцентом, лицо у него было загорелое и обветренное, а сапоги заляпаны штукатуркой. Звали его, как я вскоре узнала, Джеймс Ди. Мы разговаривали, как оказалось, почти час: о театре, о страстном преклонении этого человека перед Шекспиром, о том, какая это глупость, что Бригам наложил запрет на постановку трагедий.

— Какую прелестную Офелию могли бы вы сыграть! — сказал он.

Чтобы заработать на жизнь, Ди штукатурил бревенчатые дома, и занятие это было более доходным, чем я могла себе представить, потому что ему принадлежал прекрасный шестикомнатный дом недалеко от Храмовой площади.

— Я, вероятно, покажусь вам слишком откровенным, если признаюсь, что следил за вашей карьерой.

— Вряд ли это можно назвать карьерой, мистер Ди. Я всего несколько месяцев играю на сцене.

— Да, но ваш талант уже затмевает тех, кто играет рядом с вами.

Я отругала его за лесть и решила, что самое время открыть коробку с конфетами. Мы попробовали сладости, а затем, увы, нам пришлось расстаться.

— Прощай! — воскликнул он, уходя. — Ты слишком дорога, чтоб мне владеть тобою![87]

Вполне вероятно, что не может быть более существенного резона для осмотрительности, чем поклонник, цитирующий Барда на твоем пороге. Однако, Дорогой Читатель, припомни, пожалуйста, что мне в то время было восемнадцать лет. Я так долго стояла на страже, страшась непостижимых чувств Бригама, что мистеру Ди удалось незаметно проскользнуть под вратами. Он обещал вернуться на следующий вечер и сдержал обещание. Он сказал, что принесет мне желтую розу, и она появилась на моем туалетном столике — тугой бутон на длинном красно-зеленом стебле. Он сказал, что будет читать мне вслух «Двенадцатую ночь» Шекспира, и так и сделал. В первую неделю нашего знакомства он выполнял каждое свое обещание. Он предложил моей маме помочь с трещиной в потолке и явился в назначенное время. Он покачивался на верхушке своей стремянки, пока мама и ее сестры-жены, пришедшие в гости, с интересом за ним наблюдали.

— Так кто он такой все-таки? — спросила Элинор. — Как жаль, что мне никто не приносит коробки сахарных палочек!

Мистер Ди так быстро и с такой уверенностью добился того, чтобы его присутствие было замечено, что я ничего не могла с собой поделать — мои чувства к нему росли столь же быстро. На седьмой день нашей дружбы мы уже были влюблены и помолвлены.

— Помолвлены! — воскликнула мама. — Да ты едва знаешь этого человека!

Я напомнила ей, что она едва знала моего отца, когда они поженились.

— Даже если так, я все равно должна сказать тебе вот что: я ему не доверяю.

— Как ты можешь говорить такое? После того, как он заштукатурил тебе потолок!

— Мне приходилось встречать людей, подобных мистеру Ди.

Как всякая молодая женщина, не согласная со своей матерью, я стремительно вылетела из комнаты.

В Львином Доме я попыталась найти союзницу в Мейв.

— Скажи, что ты за меня рада, — попросила я ее.

— Очень хотела бы, но не могу.

— И ты тоже? Почему?

— Потому что я мистера Ди знаю. По его репутации. — Мы с Мейв разговаривали в гостиной, уединившись в тот вечер в уголке, где нас не могли слышать другие женщины и девушки. Мейв прошептала: — Известно, что у него много знакомых женщин.

— Вот опять я не могу тебе поверить.

Мы спорили до тех пор, пока наши голоса не потревожили жен, отвлекая их от вязания. Они стали поглядывать в нашу сторону с крайним интересом. Я знала, что хотя бы одна из них не перестанет прислушиваться, пока не узнает предмета нашего спора. Полигамия порождает такое любопытство даже у серьезных, думающих женщин — этакую неизбывную потребность знать, что происходит у другой. И однако же — что мне было скрывать? Скоро мистер Ди увезет меня из Львиного Дома, и мне не придется больше ни одного вечера выдерживать взгляды десятка одиноких женщин, раздевающих меня безжалостными взглядами.

Я увидела, что моя новая подруга Мейв на самом деле не так уж близка моей душе, как я верила поначалу. Корни ее неудовольствия, решила я, кроются в зависти. За это я винила не столько Мейв, сколько коверкающее влияние многоженства. Даже его дети не могут избежать приносимого им извращения души.

За утешением я вернулась к своим давним подругам — Люсинде и Кэтрин.

— Ну-ка, расскажи мне еще раз, как он выглядит, — потребовала Люсинда.

— А он добрый? — спросила Кэтрин.