1918 год

Я понял, что теперь мне следует встать. После полуторачасового пушкинского вступления деловая часть заседания продолжалась, вероятно, менее часа. Забыл сказать о том, что на суде этом не было ни прокурора, ни защитника. Защищаться было предоставлено по закону самому подсудимому, и я произнес свою защитительную речь примерно в течение двадцати минут. Когда я дошел до того места, что Союз Галлиполийцев в Праге постепенно обратился в своего рода клуб бывших участников Гражданской войны, спаянных своими воспоминаниями, председатель вставил: «Пиквикский клуб». Я воздержался от улыбки. Говорил я с подъемом, но достаточно спокойно и чувствовал, что взял, во всяком случае, правильный тон. Председатель суда, пушкинист-любитель, несомненно, отнесся к подсудимому с сочувствием, а остальные члены суда ему не перечат. По окончании допроса судьи приступили к совещанию, а меня на это время тот же сержант отвел в другую комнату. По пути он мне заявил:

– Вы хорошо защищались. Орел!

Оказалось, что он все время стоял у приоткрытой двери и слушал, что там, в зале, происходит»

[51]

.

Ждать решения своей судьбы арестованному Раевскому пришлось не более получаса. Полковник стоя прочел приговор. В нем, между прочим, упоминалось о том, что суд считает смягчающими вину обстоятельствами тот факт, что Раевский добровольно поступил во время войны в Михайловское артиллерийское училище и получил три боевые награды. А также тот факт, что, проживая за границей, не принял иностранного подданства. Заключительные строки приговора звучали так: «Приговором военного трибунала Центральной группы войск от 16 июля 1945 г. признан виновным в совершении преступления, предусмотренного ст. 58-4 УК РСФСР, и приговорен к лишению свободы в ИТЛ сроком на 5 лет, с поражением в правах сроком на 3, без конфискации имущества»[52].

Через несколько дней приговор был утвержден официально и вступил в законную силу. Николаю Алексеевичу так же передали и то, что бывший его следователь был несколько удивлен относительной мягкостью приговора. Он ожидал как минимум десятки. Стоит отметить еще один очень значительный, можно сказать главный эпизод, – дело в том, что и этого срока Николай Алексеевич смог бы избежать, – судья предложил ему раскаяться и подать прошение о помиловании. Но раскаявшись, Раевский публично отрекся бы от своих убеждений. Казалось бы, чего стоит написать… и вот она, свобода. Но «Жизнь Родине – честь никому» этот завет русского офицера Николай Алексеевич пронес через всю свою жизнь, иначе Раевский не был бы Раевским! Прошения он писать не стал…