1918 год

Около одиннадцати часов со стороны Ромодана подошли два бронепоезда – настоящий «Заамурец» и кустарный – угольные екатерининские платформы с полевыми пушками. По словам Петрова, «Пiсля першого вистрiлу зникли всi цiкави з «Видiв», скiнчився i «пiкнiк»…»[130] В действительности было не так. Бронепоезда открыли огонь, но даже для артиллериста сначала было нелегко понять, что они пристреливаются по бульвару. Снаряды рвались на огромнейших недолетах – в селе Засулье и в садах у подножия берега. Несмотря на предупреждения артиллеристов, толпа не расходилась. С любопытством смотрели на вспышки большевицких пушек и расплывавшиеся внизу белые дымки шрапнелей. Петров объясняет плохую стрельбу красных трудностью пристреляться по узкой полоске берега. На самом деле сколько-нибудь опытный артиллерист справился бы с этим очень быстро. Просто красные стрелки не знали своего дела и, в частности, совершенно не умели пользоваться уровнем. Более безграмотной стрельбы (кроме одного случая явного саботажа) я не видел за всю Гражданскую войну. Было все-таки ясно, что зрителей надо удалить. Случайные снаряды тоже убивают! Моя соседка, дама с зонтиком, принялась мне объяснять, что красные не могут так поднять пушки, чтобы до нас достать. Только я хотел ей соответствующим образом ответить, как на бронепоезде снова блеснули вспышки. Снаряды приближались с характерным усиливающимся визгом – прямо по нам. Проревели над головами и разорвались где-то далеко в городе. Вот тогда только «Виды» и опустели – действительно в одну минуту. Кто-то из молодежи все-таки выглядывал из углов домов, прячась, когда в воздухе начинался рев. Мне было неловко «сматываться» вместе со штатскими. Остался на бульваре, только отошел в сторону и выбрал себе на всякий случай прикрытие – кучу слежавшегося песку. С удовольствием смотрел на полковника Петрова – подтянутый, молодцеватый, он стоял во весь рост и, казалось, не обращал внимания на снаряды. На самом деле, конечно, обращал, как и все, но отлично держал себя в руках и подавал пример молодым «гайдамакам». Впрочем, красные так и не сумели пристреляться по пушкам позиции взвода Алмазова. Безвредная шрапнель рвалась где-то в огороде или за городом. Затем конно-горные артиллеристы сами открыли огонь и быстро отогнали бронепоезда и эшелон с десантом от Солоницы к Ромодану.

Рассеивание горных пушек 1909 сравнительно велико – значительно больше, чем у полевых. Стрелять по такой тонкой цели, как бронепоезд, особенно на не очень близкую дистанцию, нелегко. Я следил за разрывами в бинокль и мысленно делал поправки. Артиллеристы Алмазова вели огонь отлично. Орудия в их руках давали, насколько я мог судить, максимум того, что данная система вообще может дать. У меня мелькнула мысль – артисты против сапожников. Если прибавить еще, что у «артистов» к вечеру почти не осталось снарядов, а у красных их было, видимо, сколько угодно, то этот бой под Лубнами может служить прототипом большинства сражений Гражданской войны – качество против количества.

Вечером 19 марта знакомые спрашивали меня, как я думаю – прочно ли занят город. Успокоил их, но твердой уверенности и у самого не было. Уже полтора дня в Лубнах очень слабого состава кавалерийский полк. Расспрашивать, сколько коней, не полагается, но на вид не больше двухсот. Взвод конно-горной артиллерии, у которого кончаются снаряды. Это я и без расспросов видел. В лоб Лубны, правда со стороны Ромодана, почти неприступны. Сулу вброд перейти нельзя, на мостах – деревянном и железнодорожном – пулеметы гордиенковцев. Дальше высокий, легко обороняемый берег. Но ни вправо, ни влево от города, по-видимому, никого. Найдись у большевиков предприимчивый начальник, может обойти и без труда выбить слабую конницу. Ворвутся и перережут, как в других городах. Но в этот обход не верилось. У большевиков только что было паническое состояние. Бронепоезда не умеют стрелять, конница юмористическая, начальники – пехотные прапорщики, больше унтер-офицеры и просто штатские люди, надевшие гимнастерки. Снарядов и патронов множество, но перейти в контрнаступление вряд ли решатся. А уверенности все-таки не было… Ночью на Суле постреливали из винтовок. Гайдамаки не расседлывали коней.

Утром 20-го стало ясно, что положение упрочивается. В город вошла украинская пехота – один из полков Запорожской дивизии генерала Натиева «Богданiвцi»[131].

Позже, если не ошибаюсь, под вечер 20-го и 21-го, подтянулись еще два полка «Дорошенкiвцi» и «Реслублжанцi»[132]. Части были, по всему судя, слабого численного состава[133]

.

Утомленные, забрызганные грязью люди шли довольно нестройно.