1918 год

Совсем новой для нас, офицеров, категорией людей были многочисленные учащиеся, которые начали записываться к Куринь с первых же дней его основания. Позднее, когда боевые операции дивизии Натиева закончились и она была расквартирована в восточной части Харьковской губернии, очень многие из добровольцев вернулись домой в Лубны и поступили, тоже отчасти в силу инерции, в Куринь. В городе из мужских учебных заведений имелась гимназия, духовное училище и земледельческое училище (если не ошибаюсь, среднее). Кроме того, в Лубнах жило немало кадет, главным образом Полтавского корпуса. Все эти школы были представлены в Курине. Особенно много записывалось гимназистов старших классов. К добровольцам-учащимся мне еще не раз придется возвращаться в моей работе. Пока скажу только, что, несмотря на некоторые недостатки (неприспособленность к черной работе и порой немножко детское отношение к службе), огромное большинство из них оказалось в высшей степени надежными, работящими юношами, прекрасно усваивавшими в самый короткий срок военное дело. Много раз я говорил о них с кадровыми офицерами и всегда слышал одно и то же.

– Вот подите же… В прошлом – опора революции, а сейчас самые надежные солдаты, какие есть.

Не буду повторять тех соображений, в силу которых я считал, что ничего неожиданного в надежности добровольцев-учащихся, собственно говоря, не было. Я их подробно изложил в предыдущих главах, посвященных истории перерождения молодой русской интеллигенции в годы после революции.

Была еще одна категория добровольцев в нашем, весьма сложном по своему составу, Курине. В отряд поступало много молодых (17–19), раньше не служивших хлопцев из ближайших сел и хуторов. В отношении их помимо рекомендации был установлен имущественный ценз. Принимали крестьянскую молодежь охотно, но только сыновей зажиточных мужиков, имевших не менее двадцати десятин земли. Ввиду интереса, который, как мне кажется, представляет эта попытка (кажется, из всех антибольшевистских образований только на Украине и сделанная) создать роль классовой вооруженной силы, я в дальнейшем остановлюсь на ней подробнее. Я попытаюсь также охарактеризовать Лубенский уезд с точки зрения распределения земельной собственности. Не надо забывать, что именно этот уезд был «колыбелью» партии хлеборобов-демократов, сыгравшей крупную роль в истории гетманства. О всем этом речь впереди. Я хочу пока лишь отметить, что в Курине с самого начала были не только «господа» и полугоспода, но и самый подлинный «народ», правда, в экономически более сильной своей части – «кулацкие сынки», по теперешней большевистской терминологии. Впоследствии, после свержения Центральной Рады, молодые хлеборобы составляли одно время главную массу солдатского состава Куриня.

Остается сказать еще несколько слов о последней, немногочисленной категории наших козаков. Это были славяне – военнопленные австрийской армии – сербы и галичане, в большинстве прекрасные, очень дисциплинированные и преданные люди. О них у меня, как и у других офицеров, осталось прекрасное воспоминание. Как общее правило, пленных неславян в Куринь не принимали. Исключение сделали для двух-трех обозных солдат-мадьяр, очень плохо говоривших по-русски, но хорошо несших службу и отлично обращавшихся с лошадьми.

Таким образом, первое время организаторам Куриня удалось в пределах уездных возможностей объединить: 1) всех почти офицеров – от гвардейских кавалеристов до прапорщиков военного времени из народных учителей и просто хорошо грамотных мужиков, 2) юнкеров, кадет и вольноопределяющихся, 3) старых солдат – отчасти убежденных антибольшевиков, отчасти «кондотьеров», 4) учащихся разных средних и низших учебных заведений самого разнообразного социального происхождения, 5) сыновей зажиточных крестьян, раньше не служивших в армии. Были отчасти использованы и военнопленные.

Много бывших солдат и офицеров Куриня погибло в боях с большевиками в Южной и Добровольческой армиях. Немало их в эмиграции, Только в Галлиполи было около тридцати человек лубенцев. Почти все они служили раньше в Курине. Проверить те данные относительно состава отряда, которые я привожу, нетрудно. Менее всего я собираюсь утверждать, что поведение всех чинов Куриня было безупречно. Как и всюду во время Гражданской войны, наряду с безукоризненно порядочными людьми были и «почти бандиты» (по терминологии Шульгина), совершавшие в отдельных случаях ничем не оправдываемые преступления. Однако факт остается фактом – Куринь, особенно в начале своего существования, объединял все почти антибольшевистские, но частью, далеко не контрреволюционные элементы. А вот как характеризует его Петров (ч. IV):

«Вiн[158] наформував якихсь бандитiв пiд назвою «Лубеньский Гайдамацький Курiнь…»[159]