1937. Сталин против заговора «глобалистов»

Показательно, что Берия выступал за сдачу Восточной Европы (прежде всего, ГДР) Западу. И во время его кратковременного усиления (в 1953 году) в Берлине как раз и произошла антисоветская буча. (Кстати, есть данные, что Сталин не очень-то желал, чтобы именно Берия возглавил НКВД. Историк Б. Старков на основании архивных документов (материалы общего отдела и секретариата ЦК, речь М. Калинина на партактиве НКВД) сделал поразительное открытие. Оказывается, Сталин хотел поставить на место потерявшего доверие Ежова Г.М. Маленкова, которого очень активно продвигал по служебной лестнице. Но большинство членов Политбюро предпочло кандидатуру Л.П. Берия.)

И вот ведь какое совпадение — в 1956 году, во время следующей антисоветской бучи — венгерской — тамошние дела разгребает именно Микоян (в паре с М.А. Сусловым). Причём он выступал за полное невмешательство советских войск и вёл переговоры с лидером «венгерского сопротивления» И. Надем. Более того, во время намечающихся волнений в Польше Микоян также занял либеральную позицию. Да уж, вряд ли тут можно говорить о совпадении, тут скорее речь идёт о сознательной работе на Запад.

Как бы то ни было, но вовсе не случайно на XIX съезде Сталин резко обрушился на Молотова и Микояна, представив их вождями прозападной партии: «Факт, что Молотов и Микоян за спиной Политбюро послали директиву нашему послу в Вашингтоне с серьёзными уступками американцам в предстоящих переговорах».

Нет, что бы ни говорили, а «мистер Нет» какое-то время явно склонялся на сторону Запада, хотя частенько и прикрывался антизападной риторикой. Так было и в начале 40-х. По завершении «зимней войны» Молотов, чьи позиции резко усилились — на фоне сталинских неудач, — начинает «откат» от Пакта в сторону западных демократий.

В начале 1940 года наметилось некоторое сближение с Англией. Уже 16 февраля в Москве состоялась беседа Молотова с английским депутатом Криппсом, во время которой наркоминдел заявил: «…Если бы английское правительство действительно хотело бы иметь с нами хорошие отношения, то мы с готовностью пошли бы этому навстречу». И в тот же день Англия сделала запрос советской стороне. Лондон интересовался — означает ли недавно заключённый хозяйственный договор с Германией оформлением союзной оси «Москва — Берлин». Ответ последовал достаточно быстро — 22 февраля СССР заверил Англию в том, что считает «смешным и оскорбительным для нас не только утверждение, но даже простое предположение, что СССР будто бы вступил в военный союз с Германией»

. Далее началось охлаждение советско-германских отношений. «Всё началось с мелочей, — пишет М.И. Мельтюхов. — Сначала возникли трудности с визами для немцев, потом задержки в передаче немцев, находящихся в советских тюрьмах, в Германию, и, наконец, 5 марта советская сторона заявила, что использование базы «Норд» затруднено до конца финских событий»

(«Упущенный шанс Сталина»).

Напротив, в экономических отношениях с Англией наметился некоторый сдвиг к лучшему. Впрочем, это не помешало Лондону, вместе с Парижем, разрабатывать планы военной интервенции в СССР (сама разработка началась ещё в конце сентября 1939 года). Как уже было сказано выше, они предполагали удары по СССР с юга. Франция настаивала на бомбардировках Баку, Англия же предпочитала не торопиться. Там видели, что в Союзе усиливается антигерманская партия и надеялись на благоприятный исход без войны на два фронта — против СССР и Германии. Но не получилось, Гитлер ударил по англо-французам раньше.

В апреле произошла некоторая нормализация в отношениях с Германией. Мельтюхов связывает её с немецким вторжением в Данию и Норвегию. По его мнению, СССР убедился в том, что Германия не пойдёт навстречу Англии — отсюда и потепление. На самом деле сближение Англии с рейхом на тот момент вряд ли было возможным, поэтому СССР незачем было его бояться. Судя по всему, нормализация стала возможной благодаря усилиям Сталина.