1947. Год, в который все началось

Сейчас, через два года после войны, англичане выказывают все меньше энтузиазма по поводу военных трибуналов. У них попросту нет средств. Примешиваются и политические приоритеты. В идеологической борьбе, которая намечается между Советским Союзом и США, меняется взгляд на Германию. Нельзя назвать конкретную дату, конкретный момент, когда фокус смещается с прошлого на будущее. Только этот год — когда все пребывает в напряженном движении, зыбком, лишенном цели, потому что все возможности пока открыты.

Наверно, пришло время, рассуждают англичане, прекратить демонтаж немецкой нации? Может быть, требуется что-то другое, нежели вина и наказание? Может быть, память, история и реабилитация жертв уже не самое важное? Вместо сурово наказанной Германии Европе требуется мало-мальски функционирующая Германия, как щит против распространения коммунизма.

Вот почему британская оккупация Германии ставит себе в этом году новую цель. Страна должна стать «стабильной и продуктивной». Центр внимания смещается с тогдашних изъянов и преступлений на строительство будущего и его возможности. В результате англичане решают сократить число обвинений.

Бывший премьер-министр Уинстон Черчилль — один из наиболее резких критиков военных трибуналов. Он твердит о разнице в ответственности солдат вермахта и движимых идеологией эсэсовцев. Вермахт делал свою работу. Порой грязную, кровавую и мерзкую, но такова уж природа войны. И Черчилль участвует в сборе средств в защиту арестованного немецкого генерал-фельдмаршала Манштейна.

То, о чем не говорят на суде, исчезает в безмолвии. Нацистские преследования и убийства гомосексуалистов вообще не включены в число пунктов обвинения и на процессах не фигурируют. Некоторые руководящие нацисты говорят об уничтожении цыган, но свидетелей-цыган для дачи показаний не вызывают. Хотя в лагерях смерти Белжец и Собибор убито около миллиона польских евреев, в ходе всех тринадцати Нюрнбергских процессов об этих лагерях не упоминают ни словом. Лагерь смерти Треблинка упоминается однажды, вскользь, и именуется просто концентрационным. Участь евреев мелькает вспышками черноты, однако суть идеологии, расовая ненависть — это не главный вопрос. Доминанта — агрессивность нацистской Германии, стремление к мировому господству и преступления против мира.

Мир отстраивается на трясине забвения.

Лондон

Во вторник 18 февраля Великобритания снимает с себя ответственность за Палестину.

В четверг 20 февраля премьер-министр Клемент Эттли объявляет, что англичане предоставляют Индии самостоятельность.

В пятницу 21 февраля американцев информируют, что Великобритания прекращает поддержку Греции и Турции.

Империя трещит по швам. Владычица мира отрекается от своего господства, держава, которая правила морями и торговыми путями, определяла расстановку сил, распространяла свой язык, спорт, оружие, систему образования, свой фунт и своих солдат, обрывает связи и оборачивается к самой себе.

Непонятная неделя.

Будапешт

Двадцать пятого февраля начинается чистка антикоммунистических элементов — арестован Бела Ковач, лидер Партии мелких сельских хозяев (ПМСХ). Его обвиняют в заговоре против советских оккупационных властей и приговаривают к пожизненной ссылке в Сибирь. Он первый, но не последний.

Март

Голливуд

Билли Холидей в Голливуде, ей предстоят съемки в фильме «Новый Орлеан».

Ее роль — поющая горничная, влюбленная в музыканта, которого играет Луи Армстронг. Холидей и хочет сыграть эту роль, и не хочет. Ведь в ней изначально присутствует унизительность — само положение прислуги, а певица всю жизнь стремилась уйти от этого.

Первый раз она снимается в одиннадцатиминутном эпизоде. В черном платье, белом фартуке и белом чепце, униформе людей второго сорта, горничная на минутку садится за хозяйский рояль и поет для себя. Застав ее за этим занятием, белая хозяйка дома делает ей резкий выговор:

— Разве я не говорила, что не желаю снова видеть тебя за фортепиано?

— I’m sorry, ma’am. Простите, мэм.

— Что за музыку ты играла?

— Блюз, мэм.

— Блюз? Вы играете блюз[13], когда вам грустно?

— Нет, мэм. Он просто так называется. Мы играем его и когда грустим, и когда веселимся. Даже когда влюблены.

Билли Холидей страшно зла на своего агента, который заключил этот контракт. А все бы могло быть иначе. «Новый Орлеан» мог бы стать фильмом, где джаз льется рекой, фильмом, где музыка есть и язык, и содержание. Репетируется эпизод за эпизодом. Билли Холидей, в частности, поет титульную песню «Do you know what it means to miss New Orleans» и «The blues are brewin’». Луи Армстронг, который был для нее одним из первых образцов, сейчас здесь, вместе с нею, в съемках участвуют и его большой оркестр, и регтайм-бэнд. А еще оркестр Вуди Германа, где играют несколько лучших американских джазистов. Потрясающая музыка. Но затем сцены одну за другой вырезают.

Режиссер Герберт Биберман уступает нажиму кинокомпании «Рейдио-Кейт-Орфеум», которая полагает, что в фильме занято слишком много афроамериканцев. Можно подумать, будто именно они создали джаз.

Ансбах, Южная Германия,