1984

Можно было ему этого и не говорить. Но в течение некоторого времени они не могли выбраться из толпы. Грузовики все еще ехали мимо, и люди все еще жадно смотрели на них. Вначале раздавались свист и шипение, но все это исходило исключительно от членов Партии, находившихся в толпе, и вскоре прекратилось. Преобладающим чувством было простое любопытство. Иностранцы, будь они из Евразии или Истазии, воспринимались как диковинные животные. Никто в буквальном смысле слова их никогда не видел, разве что в обличии заключенных; и даже на узников посмотреть можно было лишь мельком. Неизвестно, что дальше происходило с ними, кроме того, что немногих казнили через повешение как военных преступников. Другие же просто исчезали, предположительно, отправляясь на принудительные работы в трудовые лагеря. Округлые монголоидные физиономии начали сменяться лицами европейского типа – грязными, бородатыми и истощенными. Глаза над заросшими скулами смотрели на Уинстона – иной раз почему-то пристально – и снова пропадали из виду. Конвойная колонна подходила к концу. В последнем грузовике он разглядел пожилого мужчину с лицом, обрамленным копной седых волос; он стоял прямо, скрестив руки перед собой, будто уже привык, что они связаны. Уинстону и девушке пора расходиться. Но в последний момент, когда толпа все еще напирала на них, он почувствовал, как она тронула его руку, а затем сжала ее.

Это длилось не более десяти секунд, однако казалось, что они держатся за руки очень долго. Он успел изучить все особенности ее руки. Он касался длинных пальцев, аккуратных ногтей, натруженной ладони с цепочкой мозолей и гладкой кожи у запястья. Он теперь так хорошо представлял ее, что мог бы узнать по внешнему виду. И в тот же момент ему вдруг пришло в голову, что он не знает, какого цвета у девушки глаза. Наверное, карие, но у людей с темными волосами иногда бывают и голубые глаза. Повернуть голову и посмотреть на нее было бы невероятной глупостью. Незаметно сцепив руки в плотной толпе, они смотрели прямо перед собой, и вместо глаз девушки Уинстон видел глаза пожилого заключенного, печально смотревшего на него из-под копны волос.

Глава 2

Уинстон шел по пятнистой аллее, наступая в лужицы золота там, где кроны деревьев не соприкасались и свет проникал на землю. Под деревьями, слева от него, по земле растекался туман из голубых колокольчиков. Воздух словно целовал кожу. Было второе мая. Откуда-то из глубины леса слышалось монотонное пение вяхирей.

Он снова пришел немного раньше. Путешествие оказалось нетрудным, а девушка, очевидно, обладала опытом в таких делах, и потому он боялся меньше, чем обычно могло бы быть в такой ситуации. Наверняка он мог довериться ей в выборе надежного места. В целом не стоило предполагать, что за городом безопаснее, чем в Лондоне. Конечно, телеэкранов здесь нет, но всегда существует опасность нахождения поблизости спрятанного микрофона, который уловит твой голос и опознает его; кроме того, нелегко путешествовать одному, не привлекая при этом внимания. Для расстояний в пределах ста километров отметка в паспорте не требуется, но иногда у железнодорожных станций дежурят патрули, которые проверяют документы у каждого члена Партии, оказавшегося там, и задают неудобные вопросы. Однако ни одного патруля он не встретил, и по дороге от станции, бросив несколько беглых взглядов назад, убедился, что за ним никто не идет. Поезд был полон пролов, пребывавших в отличном настроении по причине хорошей летней погоды. Вагон с деревянными сиденьями, в котором он ехал, заняла одна огромная многообразная семья – от беззубой прабабушки до месячного ребенка; они собирались провести день в деревне у «свояков» и, как они без смущения объяснили Уинстону, прикупить немного сливочного масла на черном рынке.

Аллея стала шире, и через минуту он вышел на тропу, о которой она говорила ему, – обычную тропу для скота, плутавшую между кустами. Часов у него не было, но пятнадцать еще не пробило. Колокольчики под ногами росли так густо, что приходилось на них наступать. Он опустился на колени и начал рвать цветы – отчасти для того, чтобы убить время, но ему вдруг пришла в голову смутная идея сделать букет и отдать его девушке при встрече. Букет уже был довольно большим, он понюхал исходящий от него чуть сладковатый запах, и вдруг услышал какой-то звук за спиной: треск веток под чьими-то ступнями – ошибиться невозможно. Он продолжал собирать колокольчики. А что еще оставалось делать? Это могла быть девушка, а возможно, кто-то все-таки выследил его. Обернуться – значит, показать свою вину. Он рвал цветок за цветком. Чья-то рука легонько тронула его за плечо.