1984

Днем стало немного легче. Сразу же после обеда поступило трудное задание деликатного характера, потребовавшее нескольких часов работы, – все другие мысли пришлось отодвинуть. Ему нужно было так сфальсифицировать производственные отчеты, сделанные два года назад, чтобы дискредитировать одного видного члена Внутренней партии, который сейчас впал в немилость. Уинстон считался знатоком в делах подобного рода, и более чем на два часа он изгнал из головы все мысли о девушке. Затем в памяти снова всплыло ее лицо и накатило неистовое и невыносимое желание побыть одному. До тех пор, пока он не останется в одиночестве, он не сможет обдумать то, что случилось. Сегодня в Общественном центре устраивали очередной вечер. Дожевав еще один безвкусный кусок мяса в столовой, он поспешил в Центр, чтобы принять участие в проведении напыщенно глупой «дискуссионной группы», сыграть две партии в настольный теннис, проглотить несколько стаканов джина и посидеть полчаса на лекции под названием «Ангсоц и его отношение к шахматам». Душа его надрывалась от скуки. Но в этот раз он не хотел сокращать свое пребывание на вечере в Центре. Увидев слова «Я вас люблю», он ощутил растущее в нем желание жить, и даже небольшие риски стали казаться глупыми. Лишь к двадцати трем часам он пришел домой и отправился спать; в темноте, где ты остаешься незаметным для телеэкрана, пока молчишь, он мог думать и думать.

Перед ним стояла необходимость решить техническую проблему: как связаться с девушкой и договориться о встрече. Он больше не думал о том, что, возможно, она готовит ему ловушку. Он знал, что это не так, судя по тому явному волнению, с каким она передавала ему записку. Очевидно, что в тот момент она с трудом соображала от страха. Ему даже в голову не приходило отказаться от развития отношений с ней. Всего пять дней назад он был готов проломить ей голову булыжником, но теперь это неважно. Он представил ее юное тело обнаженным, как это виделось ему во сне. А ведь он думал, что она дура, как большинство таких, что ее голова забита ложью и ненавистью, а внутри – чистый лед. Его затрясло при одной мысли, что он может потерять ее и что молодое белое тело ускользнет от него! А еще больше он боялся, что она просто передумает, если он быстро не свяжется с ней. Но организовать встречу немыслимо трудно. Будто передвинуть фигуру в шахматах, когда тебе поставили мат. Куда ни повернись – на тебя смотрит экран. На самом деле все возможные пути общения с ней пришли ему в голову в течение тех пяти минут после прочтения записки; но сейчас, имея время подумать, он рассматривал их один за другим, словно ряд разложенных на столе инструментов.

Конечно, встречу вроде той, что случилась сегодня утром, повторить невозможно. Если бы она работала в Департаменте документации, это было бы сравнительно просто, но он весьма смутно представлял, где именно в здании находится Департамент художественной литературы, и никакого предлога пойти туда не было. Знать бы, где она живет и в какое время уходит с работы, он тогда бы встретил ее по дороге домой; но пытаться ждать ее – небезопасно, потому что тогда придется болтаться у Министерства, а это не останется незамеченным. Послать письмо по почте – нет смысла и думать. Никто даже не скрывал, что там читают все отправления. На самом деле лишь горстка людей писала письма. Для сообщений, которыми требовалось иной раз обменяться, существовали напечатанные открытки с длинным списком фраз, и ты просто вычеркивал ненужное. В любом случае он не знал имени девушки, не говоря уже о ее адресе. В конце концов он пришел к выводу, что самое безопасное место – это столовая. Если он сможет подсесть к ней за столик, когда она будет одна, где-нибудь посередине зала, подальше от телеэкранов, то там, в условиях непрекращающегося гула голосов, если им дадут побыть вдвоем, скажем, тридцать секунд, то они, возможно, сумеют обменяться парой слов.