Здания становились все проще и даже беднее, а дорога все менее ровной: с ямами и выбоинами. Временами, Джефри приобнимал меня, чтобы я ненароком не свалилась, когда мы налетали на очередную кочку. Кажется, он знал эти улицы, как свои пять пальцев. Но чем дальше мы были от центра, тем меньше Бринвилль был похож на тот город с почтовых открыток, который я успела полюбить.
Наконец, двуколка остановилась у арки, за которой виднелась, узкая, точно тропинка, улочка. Малинка там точно не могла пройти, потому мы вышли из коляски и нырнули в арку, за которой начинался похожий на лабиринт квартал. А спустя какое-то время очутились у шумного трактира «Кривой башмак». Вероятно, его назвали так из-за странной формы черной трубы, торчавшей из крыши. Небольшая открытая терраса была заполнена гомонящей публикой, а двери широко распахнуты. Оттуда слышались одна из тех задорных мелодий, от которых ноги сами собой начинают отстукивать ритм.
Наше появление никого не удивило: вышибала разбойничьего вида расплылся в пугающей улыбке, а дородная хозяйка заведения лично провела к столику. Было очевидно, что Джефри здесь хорошо знают и привечают, хотя он и смотрелся в этом месте несколько чужеродно в своем наряде с иголочки.
Посетители пусть и выглядели прилично, но было ясно: обществу здесь далеко до светского. Я чувствовала легкую тревогу и все ближе жалась к Джефри, стараясь спрятаться за его широкой спиной от заинтересованных взглядов не слишком трезвых молодых повес.
Пока я пыталась вспомнить, как называется мелодия, которую так виртуозно исполнял местный скрипач, нам принесли «сладкий пиммс» с кусочками фруктов. Алкоголь слегка щипал язык, но, в целом, коктейль казался совсем легким и не крепким. Позже настало время закусок, и здесь меня ждало настоящее испытание. Джефри настаивал, что я обязательно должна попробовать подлинную бринвилльскую кухню. Согласно кивать получалось до тех пор, пока нам не принесли целое блюдо жареных сверчков, овечьи почки в густом слое жира и овощное рагу, залитое кислым молоком. Эти южане истинные безумцы! На мой вкус, все это было решительно несъедобно. Джефри же с аппетитом уплетал «деликатесы», подшучивал над моей консервативностью и убеждал «дать сверчкам шанс».
Но я так и не решилась. Вершиной моих экспериментаторских подвигов стали маринованные сливы с чесноком. Хорошо, что в трактире все же нашлось что-то знакомое, вроде, шариков козьего сыра с базиликом. Ими я и поужинала, игнорируя попытки Инграма накормить меня еще чем-нибудь жирным, пряным или ползающим.
Тем временем, в трактир продолжали прибывать люди. Вскоре усталого скрипача сменил небольшой оркестр. К моему удивлению, буквально за несколько минут посетители освободили пространство в центре зала и выстроились рядами, точно для котильона. Грянула музыка, и сразу стало ясно, что здесь привыкли вовсе не к степенным танцам. Без всякой очереди пары закружились по залу под оживленную мелодию, которая становилась все быстрее и быстрее. Хлопок, поворот, прыжок, женские каблучки стучат по деревянному полу — все это складывалось в безумный людской калейдоскоп. Пестрые платья горожанок мелькали перед глазами, а от топота множества ног тряслась салфетница на нашем столике.
Люди прыгали, смеялись и танцевали так свободно, что мне тоже захотелось присоединиться. И Джефри, точно прочел мои мысли.
— Отбросьте застенчивость, мисс Лавлейс, вы же исследователь. Только сейчас исследуете народную культуру вашей страны.
Он вытянул меня на танцплощадку, и я оказалась в самой гуще раззадоренной толпы. Движения были простыми, а лорд Инграм — умелым партнером. Я кружилась, смеялась, подпрыгивала вместе со всеми, опьяненная общим весельем. О, это было такое наслаждение просто отдаться танцу и ни о чем не думать!
О собственной бездумности я пожалела гораздо позже, когда мы вышли из трактира в прохладную южную ночь.
На небе сияли звезды, и не было сомнений, что шумный Бринвилль давно проводил этот день.
Джефри был расстроен не меньше меня, и всячески корил себя за безрассудство.
— Это все моя вина. Но вы так хорошо танцевали, так веселились, что было просто преступно увести вас оттуда, — сокрушался он.
Искреннее беспокойство Джефри меня немного успокоило. Он предложил срезать путь к нашей двуколке, и потянул меня в сторону темного двора, в глубине которого теплился единственный фонарь.
Жилые дома здесь стояли так близко, что тут едва ли могли разойтись два человека. Над головой, словно привидения, порхали простыни и подштанники на веревках. Что-то прошмыгнуло у моих ног. От неожиданности я вскрикнула, отшатнулась и, наверняка, упала бы, если бы Джефри не обхватил меня за талию. Инграм прижал меня к груди, и я почувствовала, как гулко бьется его сердце. Подняв голову, я увидела, как вспыхнули его глаза, а губы расплылись в улыбке.
— Осторожней, моя дорогая, — сказал он, и, продолжая обнимать за талию, повел в темноту.