200 дней до приказа

— Вот бинокль — это оптика? Так какой же он специалист по оптике, если про бинокль меньше меня знает?

— Да… Он мне тоже сразу не понравился, — задумался Зубов. — Надо теперь ухи на макухе держать… Так он что, уже по части с диктофоном бегает?

— Никак нет, — успокоил Шматко. — Он сейчас в медсанчасти на перевязке. В бане сидим, я ему: не лезь — там кипяток, а он — я проверю…

Ну и проверил, рука теперь, как клешня у рака… Вчера ещё ничего было, а утром он в санчасть побежал… Да, и ещё он просил, чтобы стрельбы без него начинали.

— Нормальный ход?!

— Оно, может, и лучше, что без него. Без посторонних-то — точно не облажаемся.

— Ну, без него, так без него… Значит, так. Давай, готовь стрелков, и пошли в оружейку за прицелом. Выезжайте, я догоню…

— Рота, смирно! Товарищ майор… — Шматко, рота и прицел собрались в одном месте под названием полигон.

— Вольно. Ну, как отстрелялись?

— На зачёт. Можем теперь с прицелом пробовать, — доложил Смальков.

— Да подожди ты, с прицелом, — вздохнул Зубов.

А вздыхать было от чего. Инструкция к прицелу была написана на арабском, на английском, вот только по-русски в ней не было ни слова.

Странный какой-то, нерусский прицел…

— Английский кто-нибудь знает? — с надеждой посмотрел на Шматко майор.

— Щур знает английский, товарищ майор, — доложил Соколов.

— Щур, ко мне! — отреагировал Зубов.

— Так он же в части, — разочаровал Смальков. — «Боевой листок» рисует по приказу майора Староконя.

— Николаич, я ж не знал, что нам переводчик потребуется, — замполит свою ошибку признавать не хотел.

— Не знал он… Мне теперь что прикажешь — с китайского или арабского переводить?! Шматко, дуй в часть за Щуром!

— Товарищ майор, если надо, я могу попробовать с арабского перевести, — прозвучал голос Фахрутдинова, — понимаете, товарищ майор, дело в том, что я… ну… когда…

— Так, стоп! С арыком твоих знаний мы потом разберёмся, — скомандовал Зубов. — Смальков, давай так: чтоб мы здесь задницами не толкались — всех обратно в часть. Фахрутдинова оставь, посмотрим, какой из него переводчик. — Командирские глаза впились в честные-пречестные зеркала души Фахрутдинова. — Ты, кстати, рядовой, как сегодня отстрелялся?

— На отлично.

— Вот и отлично! Ты глянь, универсал какой. И стреляет, и арабский знает. Ты часом не моджахед, Фахрутдинов?

— Никак нет, я татарин… Товарищ майор, а может, Вакутагина привлечь?

— Зачем? Мы что тут, кашу варить приехали?

— Товарищ майор, он белку в глаз бьёт…

— Фахрутдинов, тут у нас не охотничья пукалка, тут оптика…

— Так у Вакутагина в голове вообще лазерная система наведения стоит. Если он без оптики белку в глаз бьёт, а с оптикой — вообще в ноздрю попасть сможет.

— Смальков, Вакутагина ко мне! Быстро! — отрубил Зубов.

— Фахрутдинов, так ты откуда арабский знаешь? — вернулся к теме лингвистической одарённости личного состава майор.

— В школе учил. Нас сначала французскому учили, потом француженка в декрет ушла, а заменить некем. Стали искать, оказалось, завхоз Коран на арабском читает. Вот нам его учителем и поставили.

— Понятно, ну, что там?

— Понимаете, я же недолго учил… В общем, тут пишут, чтобы прицелы больше пяти в ряд не складывать, когда влажность при хранении большая — тоже плохо… На солнце не оставлять.

— Ага, и детям не давать, — продолжил майор, — и в носу им не ковыряться… Это я и без инструкции знаю, ты читай, как его в боевую готовность привести.

— А всё. Здесь больше ничего не написано.

— Спасибо, Фахрутдинов, очень ты нам помог. Значит, так, Фахрутдинов, стели свой бушлат и дуй в машину — грейся. Вакутагин, на огневую!

Собственно процесс пристрелки прицела заключается в том, чтобы добиться такого его состояния, при котором, ежели цель оказывается в перекрестии, то и пуля ложилась бы туда же. Так что задача Вакутагина была проста — подкручивать настройку прицела до тех пор, пока это знаменательное событие не произойдёт. Естественно, между подкручиваниями он стрелял, а майор, глядя в бинокль, рассказывал Вакутагину, как далеко от цели ложатся пули.

— Эх, раз, ещё раз, ещё много, много раз! Хоть пять цинков расстреляем, не уйдём, пока не пристрелями… Прям поэзия, мать её, — сокрушался майор.

Выстрел раздался, почему-то не дожидаясь того момента, когда Зубов скажет, посмотрев в бинокль, как легла пуля.

— Алё, гараж! Ты куда лупишь? Я ж ещё корректировку не сделал…

— А тут и так всё понятно, вправо уходит…

— Как определил?

— Так видно, куда пуля летит…

— Как это видно? Это ж не трассер.

— Трассер, товарищ майор, и слепой увидит, — всё, товарищ майор!

— Что всё? Ты что, Робин Гуд, в яблочко попал?

— Никак нет! В яблочко командир должен попасть. Попробуйте, товарищ майор!

— Ну что ж… Попытка — не пытка.

Зубов лёг на освобождённый Вакутагиным тулуп, прицелился…

— Десятка, командир! — доложил Шматко, глядя в бинокль.

— Ни хрена себе, — тихонько сам себе сказал Зубов и громко добавил: — Учитесь, пока я майор! А то подполковника дадут, мне не до этого будет…