2060

Встать, бросить всё и… уйти останавливало только одно. В первый день после возвращения ему один из сочувствующих коллег передал, что на кафедру звонила журналистка и просила о встрече. Кто она Венедиктов сразу не понял, но связавшись с помощью коллеги с номером вызываемого абонента, догадался, что с ним искала связь та самая журналистка, не побоявшаяся выложить статью, его статью и предстоящая встреча останавливала от свершения безрассудного поступка.

Венедиктов смирился с одиночеством и аскетичным образом жизни. Его семья: жена и двое детей погибли во время прокатившегося по всей Восточно-Европейской равнине землетрясения. После этого, казавшегося катастрофическим события, столицу нового конфедеративного государства перенесли за Уральские горы. Отстроили заново с учётом рекомендаций не псевдоменеджеров, а архитекторов с учётом строгих математических правил и требований. Только погружение в интересную работу помогло Венедиктову пережить трагедию – потерю семьи, а потом его захлестнула научная деятельность. Его пригласили в Омский Государственный Университет, дали кафедру, где он также, погрузившись в работу, не замечал происходящего в стране. Считал, что нововведения его не коснутся, но коснулись. Глубокий старик, отдавший всю жизнь служению науке, оставшийся верным идеалам государства, которого почти семьдесят лет не существует на политической карте мира, оказался за бортом несущегося вперёд локомотива.

За этот год он сильно сдал. Сердце шалило и давление прыгало, то вверх, то вниз, стоило только погоде преподнести сюрпризы. Он не питал иллюзий, недели, месяцы, а может и дни его сочтены. Его круг жизни подошёл к концу, и он хотел уйти сам не желая видеть, как рушится цивилизация. Что не ошибся и близится если не конец цивилизации, то кардинальная смена эпох, он не сомневался. Все данные проверены и перепроверены вручную десятки, если не сотни раз и прогноз один и тот же. Приближается массивное космическое тело, которое своим возмущением космического пространства внесёт изменение в орбите планеты Земля…

Ему надоело думать о плохом. Сколько таких дум он передумал, сколько писем, сколько докладных написал, но его не слушали, отмахивались как от назойливого комара, но молодой журналистке удалось донести до общественности его результаты многолетних трудов, и он благодарен ей. И хочет лично сказать: «Спасибо».

Венедиктов привстал. Отыскал глазами пульт от визора и включил первый попавшийся канал. В дверь осторожно постучали. Академик заторопился открыть дверь и чуть не упал, споткнувшись о половицу. Мысленно отругав себя за неосторожность, всё-таки не молодой юнец, Венедиктов подошёл к двери. Щёлкнул замком и открыл дверь. В тусклом освещении, в стоявшей за порогом, с большим трудом он узнал ту самую журналистку, с которой совсем недавно общался на конференции.

– Можно войти? – устало пробормотала Света.

Венедиктов не знал, что в случае отрицательного ответа, Света готова была упасть на колени и разрыдаться прямо здесь, на пороге. Дни, которые она добиралась до Омска, показались ей кромешным адом, длящимся и длящимся без конца.

Без линка, без денег проехать всего лишь несколько сотен километров оказалось невероятно трудной задачей. Приходилось уговаривать водителей попутных мобилей, надеясь на их порядочность. Один раз пришлось выпрыгивать на ходу, когда поняла, что мобиль свернул на какую-то второстепенную дорогу. Приходилось жадно смотреть на торговые автоматы придорожной еды. На второй день она не выдержала и разбила стекло вендингового аппарата и утолила затмивший разум голод.

– Входите, входите, – поторопился шире растворить дверь академик. – Что с вами случилось? – после его вопроса на глазах Светы проступили слёзы. – Хотя нет, – поторопился сменить тему разговора Венедиктов. Сначала идите в ванну, сейчас какие-нибудь вещи подберу. Полотенце там чистое. Ну, что же вы, идите. Поплакать всегда успеем…

Венедиктов не умел готовить, и был неприхотлив к еде. Питался тем, чем потчевали в столовой университета. Ближе к выходным делал заказ, и ему готовили с запасом несколько блюд, а в основном его рацион состоял из бутербродов и сладкого чая. Порывшись в холодильнике, Венедиктов отыскал схоронившуюся у задней стенки пачку пельменей. Включил плиту, поставил греться воду.

«Хорошо, что ни воду, ни электричество не отключили», – пробурчал академик, вспоминая, как примерно год назад выселяли из служебного жилья аспиранта, провалившего сдачу кандидатской диссертации. Тому дали сутки на освобождение служебного помещения и чтобы бывший аспирант активнее искал себе новое жильё и, что скрывать, новый род занятий, а нечего использовать труды не граждан, выдавая за свои, ему отключили подачу электричества.

Вода медленно закипала, а академик не находил себе места, считая шаги от одной стенки к другой.

– Спасибо, – раздалось из-за спины.

Венедиктов обернулся.

Раскрасневшееся от горячей воды лицо, взлохмаченные волосы, не по размеру сорочка, какие-то спортивные штаны и смущённый взгляд.

«Хоть не норовит опять заплакать», – подумал академик.