22 июня… О чём предупреждала советская военная разведка. «Наступающей ночью будет решение, это решение – война»

До 22 мая, когда должны были начаться интенсивные переброски войск на Восток Германии и Генерал-губернаторства, любое решение Гитлера не могло быть поставлено под сомнение. Однако после этой даты это уже была иллюзия последнего, поддерживаемая начальником штаба верховного главнокомандования вермахта и главнокомандованием сухопутных войск, которые 22 июня 1941 года, как дату вторжения, воспринимали уже как реальность и отступать от этого не собирались. Руководство вермахта однозначно решило для себя, что «соответственные германские контрмеры» почти законченному сосредоточению «русских сил на германской восточной границе» являются неотложными. И это было весомым аргументом, в отстаивании своей позиции перед Гитлером.

Поэтому любая поступавшая информация после 22-го мая, которая ставила под сомнение агрессию против Советского Союза, являлась уже дезинформацией, хотя у Гитлера на этот счет могло быть иное мнение.

Все его сомнения и метания должны были быть прекращены 10 июня, когда верховным главнокомандованием вооружённых сил (а значит и им самим), когда днём «Д» операции «Барбаросса» было назначено 22 июня 1941 года. Однако и на этот раз в угоду Гитлеру была оговорена возможность переноса объявленного срока.

За день до возвращения Шуленбурга в Москву — 29.4.41 г. — на основании полученной от сотрудника германского посольства в Москве Герхарда Кегеля («Х») информации, работавшим с ним сотрудником военной разведки военинженером 2 ранга К.Б. Леонтьевым было подготовлено два сообщения:

— «Шуленбург не был принят Риббентропом. Только 28.4.41 г. его внезапно вызвал Гитлер. Корреспондент немецких газет в Москве Тимм получил задание срочно доложить о состоянии автострады Москва — Минск. Полковник Криппс

(Кребс. — М.А.) заявил, что немцы рассчитывают всю операцию против СССР провести вплоть до занятия Москвы, Ленинграда, Киева и Одессы максимум за 4 недели. Гитлеровцы совершенно открыто готовят общественное мнение Германии к войне против СССР (здесь и далее выделено мной. —

М.А.).

Шуленбург не был принят ни Гитлером (противоречит выше доложенному сообщению; результат небрежности подготовки агентурного донесения. — М.А.), ни Риббентропом (министр иностранных дел в это время находился в Вене. — М.А

.), что аналогично послу Германии [Мольтке] в Варшаве, который за шесть недель до начала нападения Германии на Польшу был вызван в Берлин (Кегель докладывает об информации поступившей в посольство из Берлина в первые дни пребывания Шуленбурга в Германии. — М.А.). Неприятие Шуленбурга Гитлером означает, что вопрос о войне с СССР окончательно решен»;

— «Немцы предложили перебросить весь каучук из Азии в Германию через СССР до 15. 5. 41 или вовсе его оставить в Азии. Различные дипломаты немцы — в спешном порядке отправляют ценности в Берлин»¹⁸.

В период с 29 апреля по 21 июня 1941 г. К.Б. Леонтьевым, известным Кегелю как Павел Иванович Петров, на основании устной информации, получаемой от «Х» (в ряде документов он упоминается под псевдонимом «ХВЦ»), было составлено 14 донесений. Встречи проводились на русском языке (видимо, уровень владения немецким языком Леонтьевым был недостаточен для проведения встреч на этом языке), что не могло не привести, если не к искажению, то к «срезанию» передаваемых сведений, ограничению их полноты и исключению нюансов, в данных случаях так необходимых. Проведение встреч в Москве не препятствовало присутствию на них переводчика из Разведупра, что, однако, сделано не было.