23 июня: «день М»

Вернемся, однако, к опубликованным документам. В декабре 1940 года — насколько можно судить по Докладной записке начальника штаба Киевского ОВО — начало боевых действий представлялось еще отнесенным в неопределенное будущее («вооруженное нападение Германии на СССР наиболее вероятно при ситуации, когда Германия в борьбе с Англией будет победительницей и сохранит свое экономическое и военное господствующее влияние на Балканах»). Конца войны Германии с Англией не было видно, следовательно, у советского командования было еще достаточно много времени для подготовки и нанесения первого удара. Все другие планы стратегического развертывания 1940 года, перечисленные выше, и вовсе не содержат никаких прямых или косвенных указаний на дату начала развертывания. Тот факт, что ход оперативных игр января 1941 г. был привязан к августовским датам, привлекает внимание, но делать на этом основании далеко идущие выводы было бы опрометчиво. Доклад Генштаба Красной Армии от 11 марта 1941 г. приведен — вопреки всем писаным й неписаным правилам научной публикации исторических документов — в крайне усеченном виде. Фактически опубликован только подробный обзор предполагаемых планов и группировки противника. Собственные планы советского командования оставлены «за кадром».

Апрельская (1941 г.) Директива наркома обороны на разработку плана оперативного развертывания войск Западного ОВО, похоже, исходит еще из представлений о том, что наступать предстоит в 1942 году или даже позже.

В соответствии с этой Директивой сокрушительные рассекающие удары на Варшаву и Радом должны нанести пять мехкорпусов

, из которых летом 1941 г. был полностью укомплектован только один (6-й МК), два других (11-й МК и 14-й МК) заканчивали формирование лишь в начале 1942 года, а еще два мехкорпуса (13-й МК и 17-й МК) входили в перечень «сокращенных», и на конец 1941 г. их плановая укомплектованность танками не превышала 25—30%. Едва ли в расчете на такие силы составлялись планы нанесения «

удара левого крыла фронта в общем направлении на Седлец, Радом с целью полного окружения, во взаимодействии с Юго-Западным фронтом, Люблинской группировки противника… овладеть на третий день операции Седлец и на пятый день — переправами нар. Висла…».

Наибольший ажиотаж вызвала публикация майских (1941 г.) «Соображений по плану стратегического развертывания». Возможно, это было связано с тем, что данный документ был опубликован раньше всех остальных (в 1—2-м номерах «Военно-исторического журнала» за 1992 год). Возможно, не успевшая еще отвыкнуть от традиционных мифов советской псевдоисторической пропаганды публика была шокирована фразой: «Считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий Германскому Командованию, упредить противника и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие родов войск

». Мысль разумная, но при этом вполне очевидная и для советского военного руководства отнюдь не новая. Так, еще в апреле 1939 г. К.А. Мерецков (в то время командующий войсками Ленинградского ВО), выступая на разборе командно-штабной игры, проведенной Военным советом округа, говорил: «В тот момент, когда наши противники будут отмобилизовывать свои армии, повезут свои войска к нашим границам, мы не будем сидеть и ждать. Наша оперативная подготовка, подготовка войск должны быть направлены так, чтобы обеспечить на деле полное поражение противника уже в тот период, когда он еще не успеет собрать все свои силы…»