24 часа

Было очень жарко. Я не знаю, чего я ожидала, но точно не яркого солнечного света, который заставил нас едва ли не отпрянуть назад, когда мы вышли из здания аэропорта. Яркий свет, из-за которого нам потом приходилось все время щуриться.

– Ого! – Стоя под остроконечными пальмами, я сжала ладонь Полли еще сильнее. – У нас тут появится замечательный загар, правда, Пол?

Взгляд, которым одарила меня Полли, был таким высокомерным, на какой только способен шестилетний ребенок.

– Загар тебе не на пользу, мамочка. Как и курение.

– Ого! – повторила я, удивившись.

Когда это моя дочь присоединилась к большинству, которое выступает за здоровый образ жизни? В ней, наверное, проснулась моя мама.

Сид пришел бы в ужас.

Полли стала рыться в своем рюкзаке, а я открыла незапертый багажник арендованного автомобильчика и положила в него наши сумки.

– Все в порядке?

– Теперь уже да, – с важным видом кивнула Полли, нацепив на кончик своего курносого носа очки в виде розовых сердечек.

Я не снимала собственные солнцезащитные очки на протяжении почти всего перелета, опасаясь, что кто-то обратит внимание на мои опухшие глаза, которые сейчас выглядели как щелочки на бледном и жутко мрачном лице. Я сказала Полли, что хочу казаться похожей на какую-нибудь знаменитость. Она, поразмыслив над этим, спросила:

– На Тейлор Свифт?[1]

Я не имела ни малейшего понятия, кто это.

– Да, – сказала я. – Как раз на него.

– На нее, – поправила меня Полли.

– Замечательно, – пробормотала я в ответ. Вообще-то я чувствовала себя отнюдь не замечательно. Скорее наоборот. Я включила передачу, отпустила сцепление, и автомобиль резко и мощно дернулся вперед. – Ой! Извини, Пол.

– Ничего-ничего, – ласково сказала Полли. – Я понимаю, что ты не можешь перестать быть фиговым водителем.

Это в ней слегка проснулся ее отец.

– Именно так. – Мне не хотелось спорить. Я уже устала от споров. Мы начинали новую жизнь. Я осторожно включила правильную передачу. – Поехали – нас ждут приключения.

* * *

Приключения начались бы намного раньше, если бы я не нашла выезд с территории аэропорта лишь с третьего круга, а въезд на автостраду – лишь с четвертой попытки. При этом я еще заглядывала в дорожную карту и довольно неуклюже управляла автомобилем «Хюндай» с левым расположением руля[2]. В конце концов, уже ближе к сумеркам, мы все-таки сообразили, как добраться до городка с выбеленными домами, расположенного на самой вершине холма.

С большим трудом проехав на автомобиле по умопомрачительно узеньким – арабского типа – улочкам, на которых испанские мужчины кричали мне что-то такое, чего я не понимала, мы в конце концов прибыли к месту назначения, и я остановилась возле дома, который арендовала у своего коллеги Роберта.

Распаковывая вещи, мы восторженно разглядывали симпатичный маленький дом, лимоны, растущие во дворе, и крошечный мраморный бассейн, в котором едва хватало места, чтобы окунуться. Мы купили яиц, хлеба и питьевой воды в магазине, расположенном в конце улочки, а после ужина, когда жара спала и я снова смогла дышать нормально, я купила Полли мороженое в баре на площади, когда пила там из кружки холодное пиво. Я прижала ее плотное маленькое тело к себе и мысленно поблагодарила Бога за то, что она – здесь, со мной.

Однако, когда она в этот вечер легла спать, я уселась под лимонным деревом, откупорила бутылку белого вина «Риоха» и отчаянно попыталась не поддаваться умопомрачительной тоске, которую я испытывала в течение последних трех с половиной дней и последних трех с половиной месяцев. А еще – последних трех с половиной лет.

Избавиться от этой тоски у меня не получилось.

Когда я лежала на застекленной террасе в темноте, под куполом неба с серебристыми звездами, тоска одержала верх.

Слезы бесшумно потекли по моему лицу и стали собираться лужицами в ушах.

Я потратила все свои деньги до последнего пенни на то, чтобы приехать сюда, – в это мое убежище от него. Я спасла Полли и саму себя, по крайней мере временно. Почему же тогда я испытывала такую жуткую тоску?

Потому что во мне образовалась большая трещина – трещина, которую нельзя ни устранить, ни чем-то заполнить. Этого нельзя было сделать сейчас и, возможно, нельзя будет сделать никогда. Можно заливать в эту трещину вино и заполнять ее сигаретным дымом, но она от этого не исчезнет.

Я отчаянно искала глазами падающую звезду на небе, чтобы загадать желание. Но в эту ночь таких звезд не было.

Сейчас: час первый

9 часов утра

На первом этаже мимо меня проходят две медсестры.

– Ты видела журналистов там, на улице? – фыркает одна из них. – И фотокорреспондентов. Налетели, прямо как стервятники.

– Они предложили Лизе Маккормак пятьдесят фунтов за то, чтобы она рассказала им, в каком состоянии тела.

Я, отчаянно пытаясь не думать об Эмили и о том, в каком состоянии сейчас может находиться ее тело, прохожу вслед за медсестрами через двери, открывающиеся в обе стороны, по направлению к табличке, указывающей на выход.

Как стало ясно еще на рассвете, день здесь наступал сумрачный и бесцветный.