24 часа

В последний день нашего пребывания в этом городке пошел дождь. Такой конец этой недели показался мне вроде бы подходящим: дождь был ласковым, а воздух – бархатистым. После завтрака мы уселись на фигурную железную скамейку под лимонным деревом и стали рисовать картинки – «для папочки». Я расстроилась, когда узнала, что Полли нарисовала мороженое в роскошной – с кожаной обложкой – гостевой книге Роберта, но потом нам удалось превратить этот рисунок в своего рода визитную карточку, в которой указывались наши имена и адрес. Адрес этот – по настоянию Полли – мы написали следующим образом: «Лондон, NW5 1HX, мир, вселенная». «Здесь очень вкусное мороженое, – медленно дописала Полли, высунув от старания язык. – Мы вернемся сюда, чтобы снова его попробовать».

Мирес очень крепко обняла Полли, когда мы уже уезжали. Я попыталась дать этой пожилой женщине двадцать евро, но она отказалась их брать. И я прямо-таки испереживалась оттого, что, возможно, обидела ее.

– Пришлите мне фотографию, – попросила она на своем ломаном английском, показывая на мою дочь, и я пообещала, что пришлю.

* * *

Англия в ту ночь вполне соответствовала моему настроению: она была темной и холодной. Когда мы стояли, дрожа, в аэропорту «Станстед» на платформе в ожидании поезда «Станстед-экспресс», идущего в Лондон, я тосковала по теплому климату городка Вехер, в котором прошел наш отдых.

Когда поезд уже подъезжал к платформе, мой телефон наконец-то ожил.

Это звонил Сид.

– Привет, – сказала я, чувствуя какое-то странное волнение.

– Привет. – Долгая пауза. – Дай мне поговорить с Полли.

– Э-э… – Я сглотнула. – Это все?

– Да. – Еще одна пауза, но уже покороче. – Это все.

– Ладно.

Я взглянула сверху вниз на свою маленькую дочь, которая была очень похожа на отца: посмотрела на ее спутанные темные кудри и на множество веснушек, появившихся у нее от яркого солнца. Только ее глаза были такими, как у меня, a не темно-голубыми, как у Сида (сам он называл свои глаза кобальтовыми).

– Подожди пару секунд. Мы сейчас как раз садимся в поезд. Может, я лучше перезвоню тебе…

– Не создавай трудностей, Лори, – произнес он раздраженным тоном. – Я знаю, что ты любишь их создавать, но лучше не делай этого.

О господи… Опять все то же самое!.. Сид был единственным человеком на свете, обладавшим надо мной какой-то странной властью и умевшим очень быстро вывести меня из себя. И, видит бог, он не раз это делал. Я, уже собравшись ответить что-то резкое, затем прикусила язык и, заведя свою дочь в поезд, усадила ее на ближайшее сиденье.

– Кстати, раз уж я тебе позвонил, мне, наверное, следует тебе кое-что рассказать, – сказал он, растягивая слова. – Ты увидишь это в светской хронике завтра.

Я почувствовала острую боль.

– Что именно? – спокойно спросила я.

– Джоли.

– Кто? – Я засунула нашу сумку под сиденье.

– Джоли Джонс.

– Кто? – спросила я, хотя уже знала, кого он имеет в виду.

– Ты встречалась с ней у Рандольфа. Она там пела.

Рандольф был агентом Сида. Он, как мне казалось, родился на белый свет без души и уж во всяком случае без малейших признаков совести. Он ничуть не стеснялся открыто выражать презрение по отношению ко мне. Грубиян откуда-то с севера страны, выбившийся в Лондоне в верхние слои среднего класса. И мой заклятый враг. Я думаю, его настоящее имя было Рик.

– Она певица?

– Еще какая!

Я мысленно представила себе эту высокую молодую женщину – красивую и грациозную, со смуглой кожей. Я лишь пару раз встречалась с ней на вечеринках, на которых я чувствовала себя не в своей тарелке. Она была намного выше меня и ходила в коротеньких платьях, с прической «афро» или же с разноцветными косичками, доходящими ей до талии. Будучи очень тонкокостной и хрупкой, она выглядела так, как будто нуждалась в мужчине, который поддерживал бы ее в прямом – физическом – смысле этого слова.

– А-а, помню, – сказала я. – Она что-то кричала на твоей выставке «Ева». Ну, и что с ней?

– Мы с ней теперь вместе.

Наверное, ей и в самом деле был нужен мужчина, чтобы ее поддерживать.

– Вместе? – Мой рассудок отказывался это переваривать.

– Да, вместе. Дай мне поговорить с Полли. У меня мало времени.

Я передаю телефон своей дочери и сажусь рядом с ней. Мой взор затуманивают наворачивающиеся на глаза слезы гнева. «Рандольф, наверное, вне себя от радости, – с горечью думаю я. – Считает, что у Сида теперь подходящая спутница, которая привлечет к нему всеобщее внимание и которая поэтому не чета мне».

– Папа, когда мы сели на самолет, я поела чипсов «Принглс» и выпила кока-колы из маленькой баночки. Какая-то женщина заперлась в туалете, все никак не могла потом открыть дверь и громко кричала.

Я стала смотреть в окно, моргая, чтобы отогнать слезы, прежде чем Полли их заметит.

– Мужчина в форме сказал, что она… наклюкалась джина.

Я услышала, как Сид на другом конце линии засмеялся. Значит, отныне все будет вот так. Он – и я. Он и Джоли. И я.

– Да, – с серьезным видом кивнула Полли. – Было жарко, но я ходила в шляпке.

Пауза.

– Я спрошу у мамочки. На следующих выходных?

Она отдала мне телефон, но я уже не могла говорить с Сидом.