В историях наличие маски всегда связано с высокими ставками. Как правило, люди носят их по глубоко укоренившимся психологическим причинам, и выставлять эти причины напоказ им больно и страшно. В то же время раскрытие тайны может, напротив, освободить их. Однако в любом случае сделать это непросто: раз уж кто-то берет на себя труд соорудить себе маску, чтобы спрятать что-то от мира – какое-то прошлое действие, чрезвычайное происшествие или нелицеприятную черту характера, – значит то, что он прячет, очевидно важно для него. Никто не будет создавать себе маску, чтобы скрыть пристрастие к начос. И еще важно то, что маска дает нам представление не только о том человеке, который ее носит, но и о других персонажах тоже, ведь все они взаимодействуют с ним.
Действительно, что́ из себя представляет тот или иной человек из окружения персонажа в маске, мы узнаем по их действиям и реакциям в отношении притворщика. В семьях, коллективах и в политике эти контакты неизбежны. Например, когда только что нанятый на работу гендиректор, высокий роскошный мужчина с блестящим резюме, вдруг оказывается некомпетентным коррупционером или же просто человеком, чувствующим себя в этой компании неуютно, часть руководителей будет бессердечно использовать его в своих интересах, в то время как другие, напротив, станут рисковать карьерой, дабы сорвать с новичка маску. В пьесе Артура Миллера 1947 года «Все мои сыновья» рассказывается об осознании сыном того нелицеприятного факта, что его отец – вовсе не великий человек, каковым он всегда его считал. Оказывается, старик сознательно продавал военным бракованные запчасти к самолетам, что привело к избыточной гибели американских пилотов во время Второй мировой войны. Когда маска оказывается сорвана, мы узнаем, что из себя представляют оба эти мужчины, по их реакции на раскрытие правды.
Я начал этот раздел с шутки о том, что вы не можете сделать так, чтобы Халк со шрамом на лице и дикими глазами стал воспитателем детского сада, и на этом успокоиться, просто радостно воскликнув: «Вуаля!» Почему? Да потому что у вас нет гарантии, что это будет иметь стопроцентный успех у публики. Вам надо полностью осознавать, какого типа историю вы рассказываете. Выбор, который отлично работает в одном жанре, не работает в другом. В эксцентрической комедии татуированный Халк – воспитатель детского сада может выглядеть очень забавным. В драмеди это тоже может смотреться очаровательно. А вот в классической драме это, вероятнее всего, будет казаться неправдоподобным и фальшивым.
Итак, маска должна работать в контексте жанра. В детективном триллере «Белая горячка» (White Heat, 1949), снятом в стилистике нуара, актер Джеймс Кэгни играет Коди Джарретта, главаря банды, человека средних лет, страдающего чем-то вроде эпилепсии и находящегося под сильным влиянием своей матери. Она – полная ненависти хитрая старуха, но сильно любит своего мальчика и верит в него, а потому постоянно твердит ему, что он таки доберется до «вершины мира». В какой-то момент Коди попадает в тюрьму и там знакомится с еще одним интересным персонажем из этой истории – агентом ФБР Хэнком Фэллоном, который, маскируясь под заключенного, втирается к нему в доверие. В ФБР знают, что Коди планирует, выйдя из тюрьмы, совершить очередное крупное ограбление, и задача Хэнка – помешать ему. По мере развития их дружбы мы видим другую, более мягкую и нежную сторону натуры Коди, у которого никогда в жизни не было настоящего друга, за исключением его матери. Причина, почему так случилось, прозаична: в те времена эпилептические припадки считались психическим заболеванием, и он просто оказался изгоем.
Учитывая нашу тему, интересно рассмотреть тот момент, когда Коди узнает, что Хэнк его предал. Он горько смеется и маниакально повторяет восклицание a coppa! потому что не может поверить, что оказался настолько глуп, чтобы довериться кому-либо. Да и вообще, как мог он быть столь наивным, чтобы предположить, будто у него вдруг может появиться настоящий друг? Это мучительный для него и эмоционально сложный момент, когда, даже несмотря на то, что Коди бандит и убийца, зрителям больно видеть, что его столь жестоко предали. Прием с маской здесь так отменно работает прежде всего потому, что фильм снят в стилистике нуара, где зачастую размываются границы между героем и антигероем, заставляя нас усомниться в нашей способности верно определить, кто «хороший» персонаж, а кто «плохой».