290 миллионов лет назад и далее

Над проа трудились не покладая рук. От работы со скребками и тёслами у Лизы болели пальцы и ныла спина. И хотя она не подавала вида, что ей трудно, Бен и Жанна часто отправляли её с какими-нибудь пустячными заданиями в лагерь, надеясь, что девочка немного отдохнёт. Когда Лиза занозила руку щепой размером с пару сантиметров, Жанна потребовала, чтобы она не работала, пока рука не заживёт. Остаток дня Лиза помогала дяде Саше по кухне, но на следующий день, несмотря на протесты Жанны, вновь орудовала теслом.

К тому, что лучше всех справлялся с работой Арнольд, все привыкли. Он действительно трудился дольше всех, иногда уходил до завтрака, взяв с собой немного припасов, и возвращался, когда в лагере уже укладывались спать. Он тесал самые сложные участки и самые важные. Боббе, сверяясь с планом, иногда давал рекомендации, но чаще всего в них не было нужды, Арнольд всё делал как по писаному. Все остальные начерно вытёсывали борта и стёсывали верх корпуса, готовя его к выжиганию внутренних слоёв древесины.

Спустя восемь дней корпус был обтёсан снаружи, и Боббе, объехав вокруг, сообщил, что ошибок при постройке не допущено. Всё утро следующего дня собирали топливо для выжигания. Арнольд вырубил жёлоб в верхней части корпуса. Туда ровно по центру положили бревно от небольшого дерева из тех, что повалило оползнем. Затем в стык вложили сухой мох и подожгли. Здесь пригодились все те кувшины, что слепила Жанна: их наполнили водой, как и бурдюк Бена, и они ждали своего часа. Под предлогом доставки ужина приковылял и дядя Саша, не в силах остаться в стороне от этого священнодействия. Огонь медленно выедал внутренности их будущего судна, а бревно сверху вскоре сбросили в яму, выкопанную рядом, туда же выгребали угли и пепел. А Жанна и Бен подкармливали огонь опилками в тех местах, где это было нужно. По мере выжигания будущие борта изнутри немедленно смачивали, чтобы огонь не прожёг их насквозь. Пришлось несколько раз бегать за водой, потому что сердцевина начала гореть активнее, чем ожидал Бен. Уже ночью, при свете луны, Бен дал команду тушить, и все запасы воды разом обрушились внутрь корпуса. Огонь шипел и фыркал, потребовалась вторая партия воды, но вскоре даже самые упорные угольки погасли. Бен с третьей партией воды остался караулить, чтобы какой-нибудь особенно вредный уголёк не смог воспрянуть и прожечь корпус, а то и вовсе погубить результат их долгой работы.

Пропахшие дымом, с лицами, покрытыми копотью, словно у старинных кочегаров на картинках в учебнике истории, шли они в лагерь. Работы оставалось совсем немного. И это был триумф. Всё получалось как задумано, и отплытие в Лавруссию навстречу челноку было как никогда близко.

С утра с тройным усердием принялись скоблить и зачищать корпус проа изнутри. В одежду въелась зола, и из пепельно-серой она превратилась в почти чёрную. На стирку времени не было, да и вряд ли бы это вернуло белый цвет.

Два дня ушло на то, чтобы окончательно подготовить корпус судна. Полностью собирать проа, с балансиром и мачтой, решили на берегу. Дядя Саша и Бен поспорили, каким волоком тащить корпус – полозьями или брёвнами. Бен напирал на то, что понадобится много брёвен, а дядя Саша – на то, что нет жира, чтобы смазывать полозья. Разрешила их спор Жанна, встав на сторону дяди Саши, но не только потому, что его любила, а потому, что всё равно нужно было расчистить путь до берега, а значит, рубить деревья, ну а жир или смолу здесь действительно взять негде.

Два дня Бен и Арнольд прорубали просеку. На их счастье, вальхии, росшие между берегом реки и корпусом проа, были молодые и поддавались легко. Жанна и Лиза эти два дня укрепляли борта планширем – снимали кору с молодых поваленных деревьев, стёсывали края. Затем, пробив отверстия в борту, привязывали сверху корнями и прутьями получившиеся брусья. Теперь борт стал крепче, и волны не должны были заливаться внутрь.

– Планширь выглядит как пришитый, – сказал дядя Саша, когда они закончили.

– Да, – ответила Жанна, – раньше это так и называлось – шить суда.