Читаем 40 градусов в тени полностью

На четвертый день должен был отплывать паром в Хайфу, путешественники сдвинулись со своей исторической стоянки и поехали в «Сохнут» за обещанной корзиной продовольственной помощи. Ян поднялся в помещение и вернулся с очаровательной молоденькой девушкой, которой было поручено снабдить путников продовольствием. Девушка уютно устроилась у Яна на коленях и скомандовала ехать в дешевый супермаркет, где у «Сохнута» был открыт счет. Профессор с Яном пошли наполнять тележку, а девушка осталась беседовать с кассиром у входа. Когда наши путешественники подошли к кассе, девушка начала выбрасывать из тележки ветчины, колбасы, паштеты и прочие вкусности, заявив, что «Сохнут» не оплачивает приличным евреям некошерные продукты. Профессор потерял дар речи от удивления и в шоковом состоянии отправился к витринам. На этот раз девушка сопровождала Игоря и руководила отбором: отобрали сыр, творог, молоко, хлеб… Профессор показал на собачьи консервы… девушка согласилась. На этом сохнутовка покинула путников, и они отправились обратно в порт. Там уже стояла небольшая очередь из машин на паром и очередь пеших пассажиров.

Рослый мужчина с каким-то значком на иврите, прикрепленным к лацкану пиджака, вяло осматривал автомобили, среди которых путешественники заметили две «девятки» с советскими номерами. Прочитав все документы и посмотрев паспорта путешественников, мужчина явно оживился: крупные контрабандисты и международные аферисты явно шли к нему в руки.

– Вы оставляли свою машину в Турции и Греции многократно в разных местах, – обрадовался он, – и вам могли подложить в нее мину.

Профессор счел за благо не спорить:

– Вполне! Но, кажется, не подложили…

Рослый мужчина, предвидя серьезную работу, назвал свое имя и представился функционером израильской спецслужбы в Греции, правда, не сказав, какой именно службы. Начал он с колес и шин, особенно интересуясь запасными колесами (у наших путников их было два). С помощью передвижного гидродомкрата он проверил одинаковость выбега колес и постучал по шинам небольшим молотком с длинной ручкой. Затем он придирчиво осмотрел переднюю часть салона, а также багажник. За дорогу профессор с Яном настолько насобачились вытаскивать вещи из машины и складывать их обратно, что вполне могли сниматься в учебном фильме для начинающих таможенников. Но тут случился казус: израильский комиссар Мегрэ не заметил темно-коричневого Юнга, мирно спавшего в заднем отсеке салона, и открыл заднюю дверь. Тут он и познакомился с реакцией доберманов… Юнг громогласно гавкнул и бросился на детектива. Израильский детектив продемонстрировал реакцию не хуже добермановской и вовремя захлопнул дверь. Отдышавшись, он сказал:

– Ладно, вы ребята неплохие, задний отсек разгружать не будем, поезжайте.

Профессор сел за руль и потихоньку двинулся к аппарели, ведущей в трюм. Когда он уже был первым на въезд, дорогу перегородил изящный молодой человек в костюме и галстуке, который на прекрасном английском предложил профессору выйти из машины. Он представился главой израильских спецслужб в Греции и сказал, что хочет переговорить. Полчаса профессор излагал молодому человеку их одиссею, ничего не утаив, кроме поездки на Кипр. Беседа удовлетворила обоих, и поступила команда к пограничнику поднять шлагбаум. При этом молодой человек с пафосом сказал:

– Поезжайте, у израильских спецслужб к вам претензий нет.

На что профессор с не меньшим пафосом ответил:

– И у нас нет претензий к израильским спецслужбам!

Джентльмены раскланялись, и профессор въехал в трюм.

Путь до Хайфы занимал со стоянкой в Лимасоле на Кипре около четырех дней, и надо было устраивать корабельный быт. У наших путешественников были самые дешевые палубные билеты, что означало отсутствие у них кают и пребывание в большом загоне на палубе, оборудованном скамейками, столами и навесом. Загон также был оборудован парой туалетов и парой умывальников.

Публика на палубе была презанятной: отличались престарелый профессор из Кембриджа с супругой, пятеро молодых новозеландских мотоциклистов, совершающих кругосветное путешествие, две семьи из Молдавии, ехавшие на ПМЖ в Израиль на автомобилях, стайка немецких студенток, путешествующих по Ближнему Востоку, и десяток семей советских евреев (преимущественно из Молдавии и Одессы с окрестностями), избравших «греческий» маршрут эмиграции в Израиль.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное