Читаем 40 градусов в тени полностью

– Ну, для тебя я приготовил специальную задачу!

После этого он театрально доставал из «широких штанин»[10] бумажку с задачей и вручал ее Игорю. Кончалось это просто четверкой. Отец несколько раз хотел вмешаться, но профессор просил его этого не делать.

У мамы профессора была школьная подруга по Днепропетровску – тетя Люба, которая во время войны тоже эвакуировалась в Челябинск. Муж тети Любы Игорь Дмитриевич Аронсон был профессором-гинекологом, который пользовал жен всей партийно-хозяйственной верхушки города и области. Нет нужды говорить, что семья Аронсонов не нуждалась абсолютно ни в чем, а Игорь Дмитриевич был совершенно всесильным человеком в Челябинске и округе. У них был сын Аркадий, который был старше профессора на пять лет и который закончил тот же автотракторный факультет ЧПИ. У Аркадия, естественно, был автомобиль «Москвич-401», на котором он проездил пару лет, после чего папа купил ему «Волгу ГАЗ-21». В начале 1959-го профессору исполнилось восемнадцать лет, он получил права, и родители купили «Москвич» Аркадия у Аронсонов. При этом отец тут же записался в очередь на «Москвич-402/407», в которую они ходили отмечаться потом два года.


Коммент-эр: «Москвич-401» – усовершенствованная версия «Москвича-400», первого советского автомобиля малого класса, выпускавшегося на заводе малолитражных автомобилей в Москве с декабря 1946-го и продававшегося в СССР для индивидуального использования. По конструкции был идентичен автомобилю Opel Kadett К38, выпускавшемуся в 1937–1940 годах в Германии предприятием Adam Opel A. G., принадлежавшим американскому концерну General Motors. Устройство машины было воссоздано после войны на основе сохранившихся экземпляров, так как оригинальная техническая документация была утеряна. Opel Kadett КЗ8 был выбран для выпуска в СССР в одном из самых дорогих и потому достаточно редких вариантов исполнения (четырехдверном) лично тов. Сталиным, которого данная модель заинтересовала еще до войны, им же был внесен запрет на какие-либо изменения в конструкции.


На втором курсе хрущевские инновации снова задели жизнь нашего героя. Хрущев уверился в том, что разработка ракет является генеральным направлением в области вооружений. В принципе, это было правильно, и эта доктрина способствовала бурному развитию ракетостроения в СССР. В это время помимо тяжелых межконтинентальных баллистических ракет, способных нести ядерные заряды, были разработаны различные тактические, оперативно-тактические и зенитные ракетные комплексы. Однако внедрение ракетной доктрины было сделано по-хрущевски топорно и затормозило развитие Сухопутных войск, Военно-морского флота и Военно-воздушных сил. Многочисленные «жополизы» отреагировали на указания Хрущева быстро и кто как мог. В частности, в ЧПИ был немедленно создан ракетостроительный факультет (назывался он, ясное дело, по-другому), причем, чтобы дирекции отличиться, надо было изобразить, что он работает уже давно, и для этого заполнить студентами старшие курсы. Сказано – сделано, на этот факультет начали переводить студентов старших курсов с других факультетов и прежде всего с существующих специальностей, связанных с вооружениями. Таким образом, профессор второй-третий курсы проучился на ракетном факультете. В начале четвертого курса его вернули назад – то ли пришел новый бдительный начальник Первого отдела и занялся чисткой факультета от евреев, то ли перебдели с количеством студентов, сказать было трудно. Однако в результате Игорь получил кое-какие знания в ракетостроении и будущие связи в ракетной промышленности через соучеников.

Случилось так, что в институте Игорь сдружился с двумя студентами-евреями на два курса старше его. Одного из них звали Максим Левин, и он происходил из редкой для Челябинска семьи. Отец был функционером единственной в Челябинске синагоги, родители Макса знали идиш, а отец даже немного знал иврит. Жили они на окраине города в индивидуальном домике в слободке, где проживало наряду с небольшим количеством евреев довольно много айсоров (ассирийцев). В Челябинске, как и везде в СССР, айсоры были сплошь сапожниками и чистильщиками обуви.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное