40000 лет назад

Первым, что сделали зашедшие в полумрак помещения юноши, это познакомились. Искренне извинившись друг перед другом, они пожали руки, причем это нехитрое действие, едва не привело Федора к инвалидности. Новый знакомый, сжал ладонь так, что там что-то хрустнуло. Но Бер, с честным лицом, утверждал, что: в виду слабости своего нового друга, баюкающего в данный момент ноющую ладонь, постарался проделать этот жест примирения, самым бережливым образом. Что с него взять, медведь он и есть медведь.

Посчитав, что извинений, уже достаточно, новый герой нашего рассказа, с самым непринужденным видом выдернул из небольшого стожка сена, в углу конюшни, пару вил. Взвесив их в руках, словно оценивая, и что-то прикидывая в уме, щуря при этом правый глаз, он внезапно, утвердительно крякнув, и бросил одни из них, неожидающему такого Федограну, который вместо того, чтобы схватить на лету, как это от него ожидалось, испуганно, резко оттолкнул их от себя двумя руками. Отвергнутые таким образом вилы вместо того, чтобы упасть в песок, обильно рассыпанный на полу, каким-то чудным образом полетели в сторону ворот, нацелившись острыми пиками железных зубов, в грудь входящего в данный момент Яробуда. Тот, с абсолютной невозмутимостью, левой рукой, переправил их полет в другом направлении, и под стук втыкаемого в стену, только что чуть не убившего его инструмента, выхватил непонятно от куда появившийся кнут.

– Вы, что это задумали паршивцы. – Два щелчка последовали мгновенно, слившись практически в один. Как он попал по заднице, беру, понятно, тот стоял к доброму старичку спиной, но как он умудрился ожечь болью место, пониже спины, у Федограна, остается загадкой загадкой, ведь он стоял лицом к деду. То, как лупил, раньше нашего героя отец, было ласковым поглаживанием, по сравнению с тем, что произошло сейчас. Боль была такая, что только чудом он не свалился на пол, и не взвыл, захлебнувшись слезами, причем боль не была мгновенной, она словно поселилась в ушибленном месте тупыми когтями раздирая плоть.

Зашедший следом Вул, многозначительно хмыкнул, и попытался выскочить назад на улицу, но был остановлен почти звериным рыком:

– А ты куда собрался. Ты теперь как все, сам захотел с братом остаться, вот и приступай к обучению на общих правилах. Все свои героические подвиги оставь в прошлом. Ты теперь мой ученик. И нечего на меня глазенками зыркать, там за воротами еще вилы есть, хватай их и вперед, конюшню вычищать.

В бревенчатом, как и все здания в этом городе помещении, которое теперь старательно вычищали молодые люди, от конской жизнедеятельности, стояли в денниках только лошади, принадлежащие воеводе, остальные находились непосредственно у дружинников по домам, на полном обеспечении своих воинственных хозяев и их семей.

Коней было немного. Один невысокий мерин-тяжеловоз, выполняющий функции доисторического трактора, таскающего всевозможные грузы, на здоровенной, деревянной телеге, со сплошными, цельно пиленными, колесами из массива древесины, без каких-либо спиц, и обитыми кожей ободами.

Три жеребца, один из них черный, с синеватым отливом по кличке Чепрак, о нем будет отдельный разговор немного погодя, а также два белоснежных брата, близнеца, с абсолютно противоположными характерами. Один – Буян, полностью подтверждающий своим хулиганским поведением кличку, а второй Белояр, флегматичный конь которому было абсолютно на все наплевать, кроме яслей с овсом.

Три кобылы. Мамка белоснежных близнецов, блондинистая длинноногая Ветрина, с нравом взбалмошным и вредным. Коротконогая низкорослая вороной масти – Стрелка, вечно что-то жующая пухлыми губами, и наконец покрытая рыжими пятнами, как яблоками, серая красавица Малюся, любимица абсолютно всех обитателей конюшни, за свой покладистый и добрый нрав.

Также, тут жил, сволочного характера петух, с ободранным хвостом, задирающий всех, кого видел на своем пути, за что частенько был бит Яробудом ногами, изображая в тот момент футбольный мяч. Что не мешало ему при всем этом быть примерным семьянином для четверых кур, исправно несущих яйца, правда, где ни поподя, один раз Федор обнаружил такую заготовку птенца, в своем сапоге, который пришлось стирать и сушить на солнце, бегая потом полдня по лошадиному навозу босиком.

Жили три наших героя тут же в конюшне, в отдельном свободном деннике, на куче соломы, напротив еще одного лошадиного стойла, в котором обитал и сам хозяин этого воняющего навозом общежития – конюх Яробуд

Утро начиналось с ежедневного, душераздирающего пения садиста петуха. У Федора создавалось впечатление, что этот гад специально каждое утро начинал орать раньше чем в предыдущее, чтобы лишить всех и без того короткого времени отдыха, в черном провале сна без сновидений.