419

От ярости Иронси-Эгобия вновь закашлялся, заткнул приступ измаранным платком.

Амину трясло.

– Прошу вас, вот деньги. Пожалуйста, отдайте его мне.

Но отдавать было некого.

– Он доблестно умер, если это тебя утешит. Умер доблестно и похоронен по ритуалу. – Вранье. Тело Ннамди, обожженное и изрубленное, спустя несколько дней всплывет в Лагосской лагуне и испортит вид из окон в нескольких красивых домах на острове Виктория. Проболтается в воде с неделю и сгинет. Распадется, уплывет с приливом – кто его знает. Но до того дня жители Виктории предпочтут штор не открывать.

«Ничего мне не оставили, даже костей».

– Забери деньги, – великодушно отмахнулся Иронси-Эгобия. – Мальчишка за них жизнью заплатил. Тунде, отвези ее домой.

Она попыталась встать, но ноги подломились – пришлось ее поднимать. «Совсем опустела, даже слез нет». Она снова пошатнулась, давилась каждым вздохом. Не такую сказку ей надлежало прожить. «Солнце на серебре». Не такую.

Утрата требует расплаты. Амина обернулась к Иронси-Эгобии, прорыдала:

– Ойибо. Пусть умрет. Ей нельзя жить.

Эта батаури, эта ойибо с кипяченым лицом, несуразная, неуклюжая гостья, явилась в дом, разломала мебель, хочет уйти, не заплатив. Нельзя, чтоб ойибо изуродовала сказку и ушла невредимой. Утрата требует расплаты.

Когда Иронси-Эгобия заговорил, голос его был невозмутим до мертвечины:

– Не психуй. Она умрет. Слово даю.

120

Лора проснулась от звона колоколов.

Возле аэропорта в Икедже, по всему Лагосу, по всей Южной Нигерии и по всей Западной Африке женщины торопливо наряжались по случаю воскресенья – замысловато повязывали платки, изящным па заворачивались в юбки, покрывали плечи шалями, как положено. Мужчины облачались в парадные сорочки и воскресные пиджаки. Мальчишки застегивали жилетки, девчонки поправляли ленты и атласные банты; их манили птичьи переливы воскресных колоколов.

За ночь на автоответчике скопились сообщения от Уинстона. Столько сообщений, что пришлось опять отключать телефон. Лора прослушала их, не вылезая из постели, – жалобные, возмущенные, сердитые, обиженные. «Моя жизнь в опасности. Вы это понимаете? Вы причинили много ужасного. Они убили мальчика. И меня убьют. Вы должны мне помочь. Мне надо бежать из Нигерии. Вы одна можете меня спасти. Все в ваших руках. Вы отняли у меня деньги – пожалуйста, не отнимайте жизнь. Мисс, умоляю вас». И так без конца. Вариации на тему.

Автоответчик голосил, пока Лора принимала душ. Когда вышла из кабинки, зеркало в ванной запотело. «„Шератон“? Я знаком с консьержем». Он и виноват. Это он убил юношу с прекрасной улыбкой, это не я .

Лора нажала «Стереть все» на телефоне и тем самым спасла Уинстону жизнь, о чем она, впрочем, не узнает. Те, кто явится проверять автоответчик и искать подсказки в номере, ничего не найдут.

Лора обозрела внешний мир через рыбий глазок в двери, прислушалась, глубоко вдохнула, выскочила в коридор и поспешила к лифтам.

Ей навстречу толкала тележку глубоко беременная горничная. Их взгляды встретились. Какая-то… знакомая горничная. Будто Лора где-то с ней уже встречалась давным-давно. А потом рассталась.

Горничная остановилась, закричала Лоре в спину:

– За чего?

Лора обернулась, огляделась – в коридоре больше ни души.

– Простите, что?

Горничная приближалась, в каждом шаге – гнев и печаль.

– За чего?

– Простите, я не… господи, кто ж вас так? – Это Лора увидела шрамы.

– Ты умереть должна, – сказала Амина. – Не он.

Эта батаури – глаза блеклые, кожа как вареная ягнятина, волосы как засуха – перепугалась и смутилась, увидев, что Амина плачет.

– Это ты, женщина, – сказала Амина. – Ты сделала. Мальчик в твой комната. Мальчик не убил. – Она ткнула себя в грудь. – Он был мой. Умер. За чего?

В смятении Лора и не услышала, как разъехались двери лифта, не увидела, как оттуда вышел мужчина, не заметила, как к ней зашагали лакированные туфли.

Консьерж.

– Мэм, мы за вас тревожились. – Он отогнал уборщицу, словно кошку бездомную, повернулся к Лоре: – Вы не подходили к телефону, я хотел вас проведать, глянуть, все ли хорошо.

– Все… все хорошо, спасибо. – Она оглядела коридор. Беременная со шрамами куда-то испарилась. Может, померещилась? – Я как раз спускалась. Как раз к вам.

Он улыбнулся – глаза не улыбнулись.

– Тогда, – сказал он, – поедемте вместе?

Он подвел ее к лифту, придержал двери. Нажал кнопку «Вестибюль». Двери заперли их в лифте.

– Поживете у нас еще?

Огоньки на панели отсчитывали этаж за этажом.

– Нет, я сегодня уеду. Вернусь за багажом и выпишусь. Мне понадобится такси до аэропорта.

– Ну конечно. Я вызову. Во сколько?

– Ну, в час? В час дня.

– Очень хорошо, мэм.

Двери открылись в вестибюле, и консьерж снова их придержал.

– В час дня, мэм. Вас будет ждать машина с шофером.

121

Час дня.