419

– ООН сообщает, что средняя продолжительность жизни в Нигерии – сорок шесть и шесть десятых года. Мне сегодня сорок шесть и семь десятых. – Проступила улыбка, широкая и великодушная, как будто вот-вот последуют объятия. – Понимаешь? Я уже выиграл вопреки шансам. – Утробный смех перешел в бронхиальный кашель, вылился кровью. Иронси-Эгобия вытер губы, продолжил смеяться.

У него за спиной неловко переминались помощники. Им редко выпадало услышать, как он смеется.

Постепенно лицо его переменилось. Он уставился на Ннамди.

– Я, между прочим, был в Дельте, когда солдаты выжгли Оди [58] . Мать потерял, отца. Даже имя. Иезуиты забрали меня в Калабар, воспитали среди игбо, Евангелие вдолбили. Подставить другую щеку. Возлюбить врага своего. Но еще они учили: око за око. В прошлом году я разыскал полковника, который командовал операцией в Оди. На пенсии уже. Я вырвал у него глаза и ему скормил, потом лишил зубов. Очень… по-библейски. Ты пойми, он когда-то хвастался, что знает двести четыре способа убить человека. Я показал ему двести пятый.

Он замолчал, покашлял кровью в платок, посмотрел на Ннамди – глаза влажные, будто костью подавился.

– Игбо говорят: «Когда ящерица воюет с домовладельцем, ей конец». Но я тебе вот что скажу: домовладельцы умирают не хуже прочих. Лагос – город домовладельцев, и я сюда приехал без ничего, только силу воли свою привез. Никакие братья меня не привечали, никакой родне я неслыханными просьбами не докучал. С боем пробился в Аджегунле, с боем оттуда вырвался. Бился за контроль над малинами Мушина, одного за другим растоптал паханов на Акала. Кого смог, купил, остальных прикончил. Когда банды йоруба громили трущобы иджо, я воевал с ними плечом к плечу, потому что они сильнее. А потом я выступил против них и сожрал их живьем. Разношерстных салаг на улице Одунлани я превратил в настоящую армию. Их честолюбие плюс моя дисциплина. Вселил им в сердца страх Божий. – Он обернулся к своим шестеркам: – Было такое?

В ответ прозвучало «да уж» и «было-было».

Иронси-Эгобия снова поглядел на Ннамди, понизил голос:

– У игбо есть одна штука, называется экпавор. Лекарство такое. Очень сильное, я видал, как действует. Его настаивают в глиняных горшках, кидают туда всякую дрянь. Кости, кожу, прокисший джин. Иногда протухшее яйцо плавает. Если выпить экпавор, он пропитывает душу и человек хочет говорить только правду. А если где налажал – умирает. Так вот. Если дать тебе экпавор, что, по-твоему, случится?

– Я… сэр, я не знаю, что вам ответить.

– В том-то и беда. В жизни средство, которое лечит, нередко и убивает. Но ты не переживай. Зелий игбо у меня нет. У меня только просьба.

– Какая, сэр?

– Скажи правду. И все. – Он склонился ближе, глаза в глаза, ища в лице дрожи, тика, любых подсказок. – Мы, торговцы фальшью…

115

Прыщевая сыпь на шее горела. Руки тряслись, кружилась голова. Лора с трудом держала трубку.

– Умер в камере? Как это вышло?

– Мэм, я сейчас передам трубку помощнику. Он запишет номер рейса и ответит на все ваши вопросы.

Помощник тщательно записал номер рейса, время вылета, код подтверждения, выданный авиакомпанией.

– Но с молодым человеком-то что случилось? – спросила она. – Грабителем, которого вы арестовали?

– Сбежал, мэм.

– Сбежал?

– Да, мэм.

– А другой полицейский говорит, что он умер в камере.

– Да, мэм. Умер в камере, а потом сбежал.

116

Очередной приступ кашля прекратился, Иронси-Эгобия поглядел на Ннамди и вздохнул:

– Я много забашлял, чтоб тебя вытащить. Гораздо больше, чем сто долларов, которые ты украл.

– Я их не крал, сэр.

Опять вздох, почти рык.

– Меня бесит ложь, а не воровство. Нельзя, чтоб люди думали, будто я торо-кро – языком треплю, а до дела не довожу.

– Диле, брат. Диле.

– Поздновато для извинений, тем более на иджо. Я-то знаю, что им веры нет. А теперь послушай меня и ответь правду. У тебя только один шанс. Ты говорил им обо мне? Сказал, как меня зовут?

– Нет, сэр.

– А ей сказал?

– Нет, сэр. Она как меня увидела, сразу позвонила в полицию отеля. Я бы и не успел. Я убежал.

– Ясно. Убить не успел, а ограбить успел.

– Нет, сэр. Я ее не грабил.

– Она говорит, ты забрал сто долларов. И я тебя спрашиваю: ты их украл? Деньги эти? Ты меня за мугу держишь?

Он их украл?

Ннамди поразмыслил над вопросом, обдумал всевозможные значения слов «взял», «украл». Ограбление? Нет. Он не брал деньги – она их отдала. Это подарок, она сама сказала.

– Нет, сэр, я их не крал.

Иронси-Эгобия обернулся к остальным:

– Врет. Свяжите ему руки. Я из него правду выбью.

Ннамди заломили руки за спину, крепко связали.

– Тунде! – позвал Иронси-Эгобия.

Тот раскидал имущество Ннамди по ржавой крышке перевернутой нефтяной бочки.

– Вот чего у него при себе, пахан фармазон. Сто долларов нету.

– Ну еще бы, – сказал Иронси-Эгобия, сдерживая кашель. – Полицейские захапали.

Ога подошел, поглядел. Корешок автобусного билета. Лакрица. Несколько монет. Глиняные катышки с обрывками перьев и обломками костей, осколки раковины и камня. Взял их, покатал в ладони.