419

Тут зашевелился Тунде – поднялся, когда встал босс. Уинстон тоже поднялся. Встреча окончилась так же внезапно, как началась, и в финале рука, скользкая и вся в мокроте, сжала Уинстону предплечье.

Он даже не вернулся в интернет-кафе за зонтиком – сбежал тотчас, поймал первое же свободное мототакси, взмолился:

– Увезите меня подальше. Отвезите на остров.

Уинстон унесся через мост на остров Лагос – даже не оглянулся. Перебрался в киберкафе на авеню Аллен, классом повыше. Чуток нервничал – до его района всего несколько кварталов, вечно рискуешь столкнуться с родней или знакомыми. Анонимности поубавилось, зато прибавилось безопасности. Ездить ближе, а модные магазины и проспекты, ночные клубы и ювелирные лавки, мимо которых он проходил каждый день, знакомы, как отцовская улыбка.

...

Дорогой мистер Кёртис,

Прошу извинить за этот сбой. Требования законодательства многочисленны, однако все совершенно преодолимо. Деньги поступят на ваш счет к концу недели, я лично вам гарантирую.

Говорят, где-то поблизости от авеню Аллен похоронен Эшу, бог-трикстер у йоруба. Не мертвый – просто ждет. Такова, во всяком случае, легенда – в воскресной школе подробностей не узнаешь. Но даже собери Уинстон положенные приношения, даже знай он, как ублажить Эшу, ничего бы не помогло. На этом поле играли другие боги.

Миновал едва ли месяц, и Уинстон снова попал в полицейскую облаву. Ворвались в кафе – бронежилеты, «калаши», пиджин-инглиш пополам с лагосским уличным сленгом, в гаме, хаосе и сумятице Уинстон успел одним щелчком закрыть окно на экране. Полицейские орали, переходили от терминала к терминалу. Искали кого-то. Уинстону и в голову не пришло, что ищут его. Выпихнули его через заднюю дверь, как он ни пытался откупиться:

– Глядите, это «ролекс», возьмите себе. У меня есть деньги, я заплачу.

Загнали в патрульную машину без опознавательных знаков, а потом выкинули, но не в участке, а на Кладбищенской. Позвонили в ворота, сдали Уинстона с рук на руки.

Когда Уинстон вошел, Иронси-Эгобия разглядывал на свет квитанцию на почтовый перевод.

– Замечательно! И водяные знаки тоже. Гляди. – Протянул бумагу Уинстону. – Лучшие чернокнижники с Аквеле поработали. Икпу аквукво [22] . Настоящие художники. Ну, Адам, – или можно Уинстон? Давненько ты не заглядывал в Фестак-таун. Не от нас прячешься?

– Нет, сэр.

Выследили. В городе тринадцать миллионов жителей, а он убежища не нашел.

– Тебя арестовали. Сочувствую, – сказал Иронси-Эгобия. – На сей раз я тебя выручил, по доброте душевной выплатил залог. Правда, не знаю, долго ли смогу прикрывать тебя от полиции.

Залог? У Уинстона не взяли отпечатков пальцев, он даже до участка не доехал.

– Вернешь, когда сможешь, – сказал Ога, великодушно взмахнув рукой, словно Уинстона щепетильность одолела.

«Бежать! Куда? Как?»

Иронси-Эгобия сдержал кашель, не мигая уставился на Уинстона.

– Мы, торговцы фальшью, должны ценить правду. Ты слинял. Почему?

– Испугался.

– Меня?

Уинстон кивнул.

– Правильно. Молодец, есть чего пугаться. – Иронси-Эгобия умолк и закашлялся. Сухой, дерущий кашель, на сей раз без крови. – Я выбирал себе имя тщательно, много над ним думал. А потом подслушал, как четыре-девятнадцатые над ним изгаляются. У них этот лагосский акцент – я сначала решил, они говорят «Ирод негодный». Так нет, хуже – они меня называли «Ирония-Эго». Не на йоруба «эго», понимаешь? На английском. Я потом глянул в словарь. А ты знаешь, что, если быстро вскипятить человеческое тело, кожа отойдет сама? Честно. Соскользнет. Потому что подкожный жир быстрее тает, чем кожа, что-то в этом духе. Слыхал такое?

Ответил Уинстон едва слышно:

– Нет, сэр.

– Южноафриканцы, – продолжал тот. – Думают, это они всё изобрели. Даже «нигерийское ожерелье» – такая оригинальная вещь, и даже ее хотят присвоить. Скромный пестик для льда может стать инструментом убеждения, а выброшенная покрышка и чуток бензина – исполнить приговор. Лысая покрышка сама по себе? Да просто мусор. Но натягиваешь ее на плечи, прижимаешь ею руки к бокам, слегка плещешь бензином – и вот тебе орудие возмездия. Есть в этом красота, простота. Радужная нация! Это южноафриканцы теперь себя так называют. Ты подумай, что за галиматья! Бурые, черные и белые. Это что за радуга такая? И не белые даже – розовые, как свинина. Видал когда-нибудь черно-буро-свинскую радугу?

Уинстон, онемев, потряс головой.

– Так вот, «ожерелье» изобрели у нас. Фокус в том, чтоб надрезать покрышку – не посередине, а ниже, поближе к краю. Не так туго выйдет, зато проще натягивать. И бензина ровно столько, чтоб резина загорелась. Если чересчур, бензин горит плохо. Если не хватает, придется крики слушать, неприятно. А если сделать как полагается, покрышка и тело замечательно сгорят. А кожа слезет. Редкое зрелище. – И затем: – Я их, знаешь ли, спрашивал. Они горели, а я спрашивал: «Как меня зовут?»

Комната поплыла. Уинстона затошнило.