5/4 накануне тишины (СИ)

— Что?.. — потирал он лоб. — Погоди, сейчас я приду в себя. Когда ослабевают вспышки на Солнце, то оба мои полушария… Они перестают работать в напряжённом режиме. И то зрение, Люба, вот-вот заменится у меня бытовым, обыденным. Сейчас будет всё как раньше. Минуту, одну минуту…

120

В самом деле, возвращалась и восстанавливалась понемногу реальность. Колодец света за окном быстро затягивало серыми кипящими облаками… И в пустынной степи за окнами больницы стало пасмурно, как на дне океана. Пасмурно. Холодно. Тихо.

Ветер молчал, будто в обмороке, и из коридора не доносилось ни звука.

— …Отгони. Пожалуйста, — слабо просила жена. — Ты же видишь. Она кидается. Когти… Страшные. Отгони…

— Ну вот. Отогнал, — сказал он ей, как ребёнку, покорно вздыхая, и помахал над высокой реанимационной кроватью руками в который раз.

— Зачем? — шептала Любовь. — Зачем ты впустил её? Она налетает всё время… Отгони, умоляю.

— Любочка… Её уже нет. Этой настырной твари. Ты забудь про неё! Тогда она не вернётся.

— Степаниде… Степаниде не говори про меня, — просила Любовь. — Пусть она не знает. Ей много ещё страдать придётся. Девочкам много приходится страдать… от разных грубых, чужих людей. От клеветников — отвергнутых самодуров. От завистниц. Не надо про меня… Пусть — меньше… Так будет меньше… Страданья… Ей.

— Ах, Люба! Ты сто раз говорила об этом! Я всё помню. Я же обещал! Не беспокойся. Не думай ни о чём, — успокаивался Цахилганов и сам понемногу. — Тем более — о нашей с тобой девочке. Она уехала в Москву, ничего про твой диагноз не зная,

— эта — наша — девочка — сама — кому — хочешь — глаза — выцарапает — ни — за — что — ни — про — что —

будь спокойна. Уж наша девочка — не пропадёт!

— Хорошо, — говорила Любовь. — Теперь — хорошо.

121

Как же не разглядел Цахилганов в своей — в своей! — дочери зарождения этой неженской тяги к оружию? А ведь мог бы насторожиться ещё задолго до всякой Москвы!

Между одной сделкой —

со списанными автобусами из Германии,

и другой,

с покупкой хлебокомбината и быстрой его продажей,

Цахилганов окончил телефонный разговор и невзначай, на бегу, увидел Степаниду, которая скатывала половик, чтобы выбивать его на снегу, за домом.

Странное возросло у Цахилганова дитя — это юное пятнадцатилетнее существо с недовольно поджатыми губами.

— Откуда у тебя волдыри на локтях?

— Я в тире стреляла. С упора. Представляешь, чем больше вижу вокруг себя подонков, тем лучше стреляю… Это помогает снять воз-му-ще-ни-е.

— Болят? Локти?

— Зато — не душа. А локти быстро заживают. Только грубеют от стрельбы. Сильно.

И голос её — невинная свирелька — радостен и подозрительно безмятежен.

Но… Цахилганову некогда. Сорок процентов акций угольного разреза он продал английским индусам, и вот они его ждут. В далёкой, холодной степной конторе,

за двести вёрст от Карагана;

все как один — мелкие, смуглые, красивые,

все — в лохматых шапках-ушанках,

криво и быстро пошитых Василичем на дому из степных лис — корсаков, раз такое дело,

все — в бабьих толстых вязаных кофтах,

потому что иных в местном магазине нет.

И он мчится по бездорожью, сквозь вьюгу, туда, на самом надёжнейшем и любимом вездеходе — «уазе».

122

Окоченевшие индусы за длинным столом соображают, как им действовать. Усвоивший русский язык на строительстве завода в Бхилаи, их переводчик бойко поблёскивает белками глаз:

— Весь доставшийся вам от советских времён автопарк необходимо сменить! — сообщает он Цахилганову радужным, тропическим голосом. — Сдать в автомагазин Карагана и получить вместо старых несколько новых автомобилей!

— Ну, кокосы… И кто вам их тут даст? Новые? — дивится краснолицый начальник автопредприятия Василич, покручивая в руках свою, енотовую однако, шапку. — Взять-то у нас, конечно, всё могут. А вот насчёт того, чтоб выдавать… Шалишь, брат индус. Что-то не слыхал я никогда про отдачи.

Он так увлечён необычным разговором, что не матерится. И даже на приветствие Цахилганова не отвечает никак.

— Местных водителей легковых машин мы решили уволить! — бойко продолжает индус-переводчик, кутаясь в бабью цветастую кофту. — Нам их не надо, ваших водителей… Мы все за рулём — сами. Это большая экономия.