5/4 накануне тишины

— Ну, Сашка с покойниками пребывает — и ничего. Весел и прост с людьми! Несмотря на то, что все зубы растерял. А ты впал в состояние религиозной избранности! В гордыню, значит!..

Цахилганов мстил ему за недавнюю свою задушевную откровенность, от которой ослабевает человек,

— на — время — лишь — впрочем.

Барыбин же передёрнулся от душевного неудобства:

— Нет. Хорошо, что мы с тобой до этого редко встречались. Последний раз — аж на выборах… Ты ведь в избирательной комиссии у Соловейчика был? И с самого начала во власть его толкал. Плакаты заказывал!..

— Заказывал. Дорогие, — завздыхал и заворочался Цахилганов. — Но, представляешь? Какие-то падлы,

— скины — должно — быть —

их тогда перепортили все до одного. Из резинового каблука печать вырезали. И за ночь наши плакаты на стенах проштемпелевали. Черепом со скрещенными костями.

— Всё равно же Соловейчика выбрали. Даже под этим знаком.

— А как ты думал? — засмеялся Цахилганов. — Кто голоса подсчитывает, тот и выигрывает… Впрочем, больше Соловейчика не изберут. Налоговиков распустил. Его бригаду мы бы ещё обеспечили. Не задаром, конечно. За поблажки соответственные. А вместе с этими, с опричниками, не потянем. Захребетников много получается. А они нам нужны?..

315

Но ни тон Цахилганова, ни эта тема беседы совсем, совсем не нравились Барыбину,

всё-то он ёжился, корёжился.

— Да. Если бы не Люба, Андрей… Пути-то наши разошлись давно. Извини, по собственной воле встречаться с тобой я бы не захотел… Ну а по совести — ты кто? — вдруг спросил реаниматор. — Так, для выгоды, демократ, я понимаю. По происхожденью ты — коммунист. А по совести — кто?

— Дур-р-рак ты что ли, — чуть не сплюнул Цахилганов. — Кретин… Нет уже на верхах давным-давно ни коммунистов, ни демократов. Есть только эвдемонисты, чтоб ты знал! Которые называют себя или демократами, или коммунистами, по мере надобности… Эвдемонисты теперь! И в том лагере, и в другом, и в третьем. И мы — побеждаем. Всегда. Не одни, так другие. И между собой — при любом раскладе — договоримся,

будь спокоен.

— От слова «демон», что ли? — удивился Барыбин.

— Понимай, как хочешь… У нас нравственно всё, что ведёт к счастью.

К личному счастью!

— …У вас ведь счастье — это деньги?

— А у вас несчастье — это их отсутствие.

— Ну и как?.. Как обстоит дело с полнотой счастья? — со вздохом спросил Барыбин.

В другое время Цахилганов съязвил бы непременно — по поводу полноты Барыбина,

— полноты — без — счастья —

однако на этот раз он смолчал.

316

— …А ты, небось, в церковь ходишь? — так и не ответил на вопрос Цахилганов. 

Барыбин покачал головой:

— Некогда.

— А… молишься? — со странным, пристальным любопытством допытывался Цахилганов.

Барыбин молчал. И странные тени от немого телевизора ходили по его лицу.

— Да какой из меня молельщик: ропщу. Не верю, что ваша власть от Бога! — наконец сказал он. — Со смирением у меня неважно… У Степаниды твоей всё просто: есть время смиренья — и время борьбы с нечистью.

— Это тебе Степанида говорила? — осторожно спросил Цахилганов. — Что — сама?

— Какая тебе разница… Боюсь я, не обманул бы её этот крутой.

— Крендель! — с ненавистью вымолвил Цахилганов.

— …Она же поверила, твоя девочка, в народное ополченье, в неизбежную очистительную битву. В «Россию Освобождённую»! «РО» — такая у них аббревиатура… — Барыбин покосился на буквы на чайнике. — Поверила, потому и поехала. А неделю назад звонила — не весёлая… Скажи, Цахилганов, а можно ли надеяться на то, что очистительная битва начнётся сверху?!. Ведь может чудо произойти?..

А такие, как Барыбин, они, пожалуй, верят ещё в хорошего царя. Ой, олухи…

Лазает! Тайно лазает Барыбин по задворкам его семейной жизни. Ещё бы — про такую чушь, как народные полки, Степанидка могла поведать лишь этому инфантильному идеалисту и никому иному –

такому — же — по — разуму — как — она — сама…

— Она тебе звонит?!

317

Барыбин не замечал цахилгановской ярости.

— Она и матери моей звонила, — признался он бестрепетно. — Они дружны были… Боречку нашего Ксенья Петровна терпеть не могла, а её любила. Умная у тебя девочка. Хочет всё осмыслить, спрашивает о многом…

Отцу родному — хамит, как последняя халда, а Барыбина, видите-ли, «спрашивает о многом»… Мило!

— Что может понимать эта соплячка?!. Что?!! — закричал на Барыбина Цахилганов. — У меня одна надежда: в Москве — влюбится в трезвомыслящего, практичного человека, замуж выйдет. Тогда все подростковые представленья вылетят из её головы! Спрашивает она, воительница… Скорее бы обабилась. Пока глупостей не натворила.

Барыбин давно уже неспокойно притопывал толстой своей подошвой.

— …Нет, ты — не на грани срыва, — тихо сказал он. — Ты — за его пределами. Ваше богатое счастье, похоже, действительно даётся вам нелегко.