5/4 накануне тишины

Цахилганов встал, потёр виски.

— Магнитные дни… — бормотал он. — Магнитные вечера. Время наползает. И давит. Такое чувство, что я попал под машину времени, Мишка…

— Да, магнитные, — рассеянно откликнулся Барыбин. — Но ты всё же помни: мы своими препаратами держим Любовь в состоянии бесконечного мучительного умиранья. Мы с тобой.

— Я давно понял! — снова раздражился Цахилганов. — Благодарю за чай. Но, ты же знаешь, дубина, что тогда её не будет!

Дубина стоеросовая…

318

— …Что делать, Миша?!

— Прежде всего — не орать, — заметил Барыбин спокойно.

Однако Цахилганов только сильнее кричал на реаниматора:

— Знаю! Освободить Любовь от нас, дать ей уйти, чтобы она не мучилась среди таких скотов, как… Очень хорошо! Благое дело! Но её же… не будет здесь, на земле.

Уже никогда!

— А она — не здесь. Она давно — нигде, — реаниматор посмотрел на Цахилганова холодно и свысока, — Ты ей даже крошечного места в жизни не оставил. Стольких её заместительниц развёл!.. Они её вытеснили, Андрей. Твои потаскухи давно вытолкали её взашей, из общества живых. «Как мы любили друг друга! Ах, как мы любили друг друга!.. Взгляд переливался во взгляд!» — зло передразнил Барыбин недавние речи Цахилганова. — Ладно. Прости.

Он уже замолчал было, но добавил всё же обиженно:

— Делала себе анализы — сама, чтобы лаборантки не видели…

— Да знаю, знаю! — пытался перебить его Цахилганов. — Думала: обойдётся…

— Извини. Любовь попала здесь, на земле, в плохие руки, — не слышал его реаниматор. — В грязные. В твои.

Долгая пауза зависла в ординаторской

меж двумя рассерженными людьми.

И только маячили немые тени

от немого экрана.

319

— …Значит, это — самоубийство? — Цахилганов снова заговорил о Любе и выжимал теперь ответ из реаниматора требовательно и жёстко,

словно виноват в случившемся был не он, а Барыбин.

— Не знаю, — нервничал Барыбин. — Она — медик. Она понимала: при лечении вероятность её выздоровленья — один из ста. Но для борьбы за этот один процент ей нужны были силы!.. Я видел, она потухшая на работу приходит. Да, я не знал ничего про её болезнь. Но… она не стала бороться, Андрей. Значит, не предвидела успеха. Любовь беззащитней, чем мы думаем. Гораздо беззащитней…

И какой дурак пустил слух о силе любви?!..

— А ты бы? Как решил? — Цахилганов налил себе и выпил чай крупными гулкими глотками. — На моём месте?

— Нечестный вопрос, Андрей, — опустил голову Барыбин. — Нам с тобой лучше,

— снова — уравнял — он — себя — и — Цахилганова — себя — и — её — мужа — как — имеющий — на — это — какое-то — туманное — право —

лучше, чтобы она… была здесь. Бесконечно. Даже — мучаясь. И вот мы с тобой… заставляем её тело жить насильно. Оно давно не может этого, а мы… Не знаю. Это уже давно не милосердие. А пытка.

320

Зазвонил телефон на столе. Барыбин взял трубку.

— Сейчас, — ответил он коротко. — …Там одного со сложным переломом привезли. Он уже под местной анестезией. Надо взглянуть.

— Думай сам, — повторял Барыбин на ходу. — А я… Я слишком хорошо знаю: что бы я ни сказал — ты решишь наоборот. Сказать что-то — значит, с моей стороны, на это наоборот и рассчитывать.

— И я отлично знаю: стоит мне решить — как ты непременно поступишь вопреки! Лекарства-то в твоих руках, — нервно смеялся Цахилганов, шагая следом за Барыбиным, по длинному, унылому коридору неотвязно.

— Лекарства всегда в чистых руках. А в грязных — всегда яд, — ускорял шаги Барыбин,

и со стороны было похоже, будто он норовил скрыться от Цахилганова.

— А подземные лаборатории? — не отставал Цахилганов. — Где заключённые разрабатывали невинные составы? Которые действовали как смертоносные яды при совмещении нескольких факторов? При определённой фазе электромагнитного возмущения, например? Под руководством каких людей, чистых — или не очень, они изобретались? А? Барыбин?..

— Отстань!

321

Наверно Цахилганов, бегущий трусцой, в байковом халате с обезьянками, производил сейчас странное впечатление на деловитых медичек,

торопливо уступающих дорогу ему —

кричащему в спину реаниматора:

— Нет! Вашими руками, Барыбин, всегда распоряжается — кто-то!!! Кому наплевать на вашу чистоту,

учёные идиоты…

— Ну и где они, эти лаборатории? — отмахивался Барыбин. — Они же самоликвидировались. Взлетели на воздух. Так или не так?..

— Стой! — закричал Цахилганов. — А если твои трубки не отключены? Я про Любовь? Всё равно — это может произойти с ней в любой миг?

— Да! — отворил какую-то белую дверь Барыбин. — Сроками жизни в конечном итоге распоряжаемся не мы, но… земля проходит сквозь магнитные вихри. Как они на Любу влияют, не вполне понятно… Всё вокруг, и в нас, разбалансировано сейчас. Боюсь, мы с тобой нынче оба — неадекватны…