5/4 накануне тишины

для усмирения,

Батыра перестали кормить. Совсем.

Но в Карагане оставались ещё люди, которые помнили слона могучим, доверчивым и добрым. Они любили его по-прежнему.

Запаршививший, понурый, Батыр долго жил в загаженной клетке на скудные подаянья заметно обедневших посетителей.

Он стал слоном-попрошайкой.

204

Потом слона убивали —

оттого, что новые звёздно-полосатые, по своим убеждениям, баре оказались гораздо более жадными,

чем красные баре,

и никто из них не хотел жертвовать деньги

ни на что…

Могучего слона убивали долго. Такими же наркотическими капсулами, добиваясь передозировки раз и навсегда. И никто не помнит, после какого выстрела слон не поднялся.

В неподвижного, тощего и грязного, стоящего на коленях, в него стреляли, стреляли, стреляли. В равнодушного, закрывшегося ушами и не понимающего своей вины —

хмельной смотритель уверял, что из слоновьих глаз тогда текли слёзы, и, рассказывая, всякий раз плакал сам.

Что ж, так всегда поступают с чрезмерно сильным существом, попавшим в полную зависимость от страшных, равнодушных людей. Но только — если существо остаётся бессловесным…

Так поступают с бессловесными —

то есть, с животными,

— ибо — оставаясь — бессловесным — существо — остаётся — животным — годным — лишь — для — труда — забавы — или — заклания —

да, с животными — лопоухими, добрыми, но —

взбесившимися от полной безысходности,

и… слишком, слишком сильными…

205

«Батыр» значило «Богатырь». Он был молод при Хрущёве, беспечен и весел — при Брежневе…

Слон, могучий, заматеревший метался — при Черненко и Андропове. А пьяницей становился при Горбачёве.

Горьким же пьяницей, наркоманом и попрошайкой Батыр сделался при Ельцине… И вот теперь, с наступлением всяческих свобод, насильно напичкали его наркотиками

— уже — до — смерти.

Потому что слон был силён — но бессловесен…

С тех пор в бывшем центре Евразии стоит, разрушается пустая клетка. Клетка великого погибшего доброго животного. Она стоит — незапертая, со сломанной скрипящей чугунной дверью, на том же месте и сейчас. И летом в ней страшно свищет и завывает чёрный шелестящий ветер Карагана,

наметая в углах холмы траурной пыли

эпохи индустриалиции…

Цахилганов любил смотреть на слона. Когда-нибудь он откроет производство костяных слонов с изумрудными глазами. Слонов Батыров,

— богатырей — обречённых — на — уничтоженье.

Что делать, что делать? В мире, всё усредняющем, великое и могучее обречено на уничтоженье неизбежно.

Но память об уничтоженном величии не умирает никогда…

Степанида ходит в зоопарк так же часто, как раньше — Цахилганов. Одна, она слишком долго стоит там перед пустой клеткой, будто в столбняке, упрямо насупившись.

Странно. Странно это. Не хорошо,

— зачем — она — там — стоит —?!! —

206

Но… Но вновь переместилось всё во времени, и новые люди сообщили о новых подземных неведомых сдвигах,

и всё перемеряли и пересчитали —

и — центр — Евразии — сошёлся — на — той — самой — точке — где — умирает — Любовь —

Любовь — но — не — надо — не — надо — не — надо — об — этом — об — этом — нельзя.

Да! Лучше рассуждать о чём-нибудь, усложнённом до невероятности, обманывая себя,

расставляя логические ловушки,

попадаясь в них — и обходя,

чем понимать

происходящее на твоих глазах…

В палате, однако, неслышно появилась старшая медсестра — Мария. Здоровая и нескладная, с металлическим своим подносом. Она угрюмо освободила Любины руки от игл, припечатав ранки клочками влажной ваты. Потом, приподняв её голову, дала выпить из стакана что-то прозрачное — и ушла, не взглянув на Цахилганова. Только сказала неприветливо уже почти из коридора:

— У Барыбина операция. Он позже будет… А телевизор ваш сдох, значит? Вот, не смотрите вы его. А меня за ним гоняли. Через двор. В грязищу такую… Только зря пост оставляла, из-за капризов ваших.

207

Цахилганов, спохватившись, выскочил за нею следом.

— Подождите, — он открыл бумажник, самая мелкая купюра была в нём десятидолларовая. — Возьмите. Я знаю, здесь вам почти не платят…

Им — мелкой — обслуге — лучше — давать — пять — раз — по — десять — чем — один — раз — но — пятьдесят.

Мария сильно помотала головой, не поднимая глаз. И Цахилганов отчего-то смутился,

— когда — он — краснел — не — припомнить.

— Простите, я не ту… — он вытащил сотенную.

— Не надо! — медсестра окинула его странным взглядом, и даже замахнулась, неловко и слабо. — Уберите, вам сказано!