5/4 накануне тишины

— Почему же по невежеству? — вдруг возразил ему он сам, Внешний Цахилганов, обнаруживающий себя к вечеру крайне редко. — Каждая ваша Walkyria доблестно участвовала в битвах по оприходованию душ, дабы утащить погибшие на тот свет как можно раньше. Ловкость её заключалась в том, чтобы обездушенный этого даже не заметил, а продолжал бы жить как ни в чём не бывало.

— Нет, всё равно, как ты её не назови… всё равно, она, прыткая, нетребовательная спутница молодости, — бормотал Цахилганов тихо и восторженно, шагая по больничному коридору, — она прекрасна, она…

— Walkyria — классно — танцует — рок — и — после — трёх — стаканов — вина — её — уводит — кто-нибудь — в — ночь — на — детскую — площадку — под — грибки — а — потом — они — возвращаются — вдвоём — красные — и — помятые — отряхивая — друг — с — друга — песок — Walkyria — после — тридцати — лет — как — правило — спивается — и — летит — из — окна — прямо — в — физическую — смерть — никому — не — нужная — старая — она — летит — в — планету — людей — а — её — бывшие — поклонники — всегда — ловят — только — запоздалые — слухи — об — этом — слухи — а — не — её — летящую — в — землю — беспрепятственно — и — навечно — но — всё — равно — она —

…незабываема!

— И я бы поставил ей памятник, — бормотал Цахилганов, умиляясь.

Памятник советской блуднице…

Стильной подружке-бессребренице,

изгнанной из комсомола

за аморалку!

— Поставь лучше надгробный. Хотя бы одной из них… Хотя бы той, маленькой, смешливой, которую ты звал Самокруткой, — напомнил незримый Внешний Цахилганов себе же, идущему. — Её вытащили из осенней холодной воды — распухшей, с карманами, набитыми камнями. Избитой кем-то, пьяной и мёртвой…

— Не выводи меня лучше из себя! — огрызнулся Цахилганов на ходу.

— А я и есть ты, выведенный из себя…

286

Цахилганов напрягся немного,

чувствуя, что сейчас

у него в кармане

зазвонит, засвиристит, забулькает сотка.

Пространство уже принялось незримо сопрягать его с кем-то, кто вот-вот обнаружит себя.

Металлическая рыбка и в самом деле ожила. Макаренко принялся зачитывать ему чистовой вариант договора,

подчёркивая голосом

несуразность уменьшенной суммы.

— Это же так подозрительно выглядит, Андрей Константиныч! Самая липовая сделка должна казаться…

— Ты прав, — вдруг быстро перебил его Цахилганов. — В самом деле, подозрительно… Знаешь, возьми-ка ту сумму, которую ты предлагал, и утрой. А в условия договора включи выплату её — мне, в рассрочку, в течение года. Исполняй, покупатель!

Будущий хозяин оставленного хлама…

Он жёстко улыбался, когда Макаренко вскрикнул от

неожиданности по-бабьи, пытаясь возражать. Но Цахилганов окончил разговор:

— Всё. Некогда. Я занимаюсь неотложным делом.

Решительно отключив сотку, Цахилганов проворчал:

— Теперь — уж точно — не скозлит… Хм, так о чём это я?

Ах, да, квартира номер тринадцать…

287

В бывшей бабушкиной квартире до безобразий дело дошло довольно скоро. Студенты и студентки, всё больше — с факультета иностранных языков и из музыкального училища, упрямо колотили в дверь

в любое время суток.

Цахилганов защемлял в двери вежливые ложные записки: «Ушёл. Приду завтра». И обнаруживал ответные, очень разные, написанные то женским — а то мужским почерком.

«Андрэ! Будь бдителен: я тебя люблю. Завтра буду в семь, опять! Жди. Твоя гибкая Самокрутка!»

«Кобелино ты, скотино! Мы знаем, ты дома! Не наглей: другим тоже надо-о-о!!! Сильно-о-о-о!!!!!!!!»

Студенты отсиживались в кафе, в первом этаже дома, и, решительно топая, гуртом поднимались на второй этаж снова. Иногда, разъярившись, они оставляли на двери начертанье краткого ругательства. А иногда только иллюстрировали его,

выполнив рисунок окурком,

графитным стержнем

либо авторучкой.

Вскоре живописными памятниками фаллической культуры и живейшими непристойными надписями были испещрены стены лестничной площадки в большом изобилии. И даже одно летучее стихотворенье задержалось на побелке невзначай, торопливо исполненное химическим густо наслюнявленным карандашом —