50 приемов письма от Роя Питера Кларка

Инструмент 20. Выберите в уме количество целевых элементов

Один, два, три или четыре: каждый посылает читателю скрытое сообщение

У совестливого писателя нет иного выхода, кроме как отбирать точное количество примеров или элементов для предложения или абзаца. Писатель выбирает их число, и если оно больше единицы, то и порядок размещения играет роль. (Если вы думаете, что порядок не столь важен, попробуйте назвать имена четырех евангелистов не в изначальном порядке: например, Лука, Марк, Иоанн и Матфей.)

ЯЗЫК ОДНОГО

Давайте разберем некоторые тексты, вооружившись нашими «рентгеновскими очками для чтения», и заглянем под поверхность смысла в задействованные грамматические механизмы.

Эта девушка умна.

В этом простом предложении автор подчеркивает одну определяющую черту девушки – ее ум. Чтобы быть уверенными в этом, нам нужны доказательства. Но на данный момент читатель должен сосредоточиться на конкретном качестве. Именно этот эффект единства, целеустремленности, отсутствия альтернативы характеризует язык краткости.

Иисус прослезился.

Позвони мне.

Зовите меня Измаил.

Гори в аду.

А вот и Джонни.

Я делаю.

Бог есть любовь.

Элвис.

Элвис покинул здание.

Слово.

Правда.

У меня есть мечта.

Голова болит.

Не сейчас.

Читай по губам.

Том Вулф однажды сказал Уильяму Бакли – младшему, что если есть необходимость в том, чтобы читатель счел нечто безоговорочной правдой, то писатель должен передать это наиболее кратко. Поверьте мне.

ЯЗЫК ДВУХ

Нам говорят: «Эта девушка умна», но что происходит, когда выясняется следующее:

Эта девушка умна и мила.

Автор изменил наш взгляд на мир. Выбор для читателя не стоит между «умна» и «мила». Вместо этого автор вынуждает нас держать в голове обе эти черты одновременно. Мы должны уравновесить их, сравнить их друг с другом и противопоставить.

Мама и папа.

Том и Джерри.

Ветчина и яйца.

Эбботт и Костелло[66].

Мужчины с Марса. Женщины с Венеры.

Дик и Джейн[67]

.

Рок-н-ролл.

Мэджик Джонсон и Ларри Берд[68].

Я и ты.

Ричард Уивер в работе The Ethics of Rhetoric («Этика риторики») объясняет, что язык двух «разделяет мир».

ЯЗЫК ТРЕХ

С добавлением единицы разделяющая сила числа два превращается в то, что один ученый называет «всеобъемлющей» магией числа три.

Эта девушка умна, мила и решительна.

По мере того как предложение увеличивается, мы видим более объемный образ девушки. Вместо того чтобы упростить черты и явить ее просто как умную или представить ее как умную и милую, мы теперь задаем несколько граней измерения ее личности. В нашем языке и культуре число три дает ощущение целостности.

Начало, середина и конец.

Отец, Сын и Святой Дух.

Мо, Ларри и Керли[69]

.

Тинкер – Эверсу – Чансу[70].

Жрец, священник и раввин.

Исполнительная, законодательная и судебная власти.

«Нинья», «Пинта» и «Санта-Мария»[71].

О природе любви апостол Павел говорит коринфянам: «А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше»[72]. Мощное движение: от троицы – к единству, от чувства целостности – к пониманию того, что является наиболее важным.

ЯЗЫК ЧЕТЫРЕХ И БОЛЕЕ

В антиматематике письма три больше, чем четыре. Магическое три дает более полное ощущение законченности, нежели четыре, пять и так далее. Как только мы добавим четвертую или пятую деталь – мы достигли второй космической скорости, вырвавшись из круга целостности.

Эта девушка умна, мила, решительна и невротик.

Мы можем добавлять описательные элементы до бесконечности. Четыре детали и более могут предложить плавный, книжный эффект, который лучшие авторы придумали после того, как Гомер перечислил имена греческих племен. Рассмотрим начало романа Джонатана Литэма «Сиротский Бруклин»[73]:

Никогда не пытайтесь судить о человеке по внешности. Взять, к примеру, меня: нацепите на меня соответствующие шмотки, и я запросто сойду за карнавального зазывалу, аукциониста, уличного актера мима или сенатора, устраивающего обструкцию сопернику. А причина всему – мой Туретт[74].