Кант стремился расширить пределы современной ему науки, которая была заражена несколькими болезнями — узостью горизонта, однобокостью мышления и отсутствием достойной цели — и требовала «верховного философского надзора». «Если существует наука, действительно нужная человеку, то это та, которой я учу, а именно: подобающим образом занять указанное человеку место в мире — и из которой можно научиться тому, каким надо быть, чтобы быть человеком», — писал Кант. Отныне центральной темой в исканиях философа стала проблема человека. Весь вопрос в том, что же действительно нужно человеку, как ему помочь?
Педагогические воззрения Канта формировались под влиянием Руссо. Кант был увлечен новыми идеями в педагогике. Хотя он фактически прекратил литературную деятельность, но все же опубликовал две заметки в местной газете. Кант призывал не к реформе школьного дела, а к революции в нем.
Всякая культура, полагал Кант, начинается с личной инициативы. «Человека можно либо дрессировать, либо просвещать. Главная цель воспитания — научить думать. Сознательно человек должен пройти четыре ступени воспитания: обрести дисциплину, получить навыки труда, научиться вести себя и быть моральным. Прежде и превыше всего дисциплина, ее отсутствие превращает человека в дикаря; взрослого всегда можно обучить любым навыкам, но возместить отсутствие дисциплины невозможно. Самая трудная ступень — последняя. Мы живем в эпоху дисциплины, культуры и цивилизации, но до моральности нам далеко. Одна из наиболее сложных задач воспитания состоит в том, чтобы соединить подчинение законному принуждению со способностью пользоваться своей свободой».
В марте 1781 года Кант написал книгу «Критика чистого разума». В свое время Ф. Бэкон выступил с критикой схоластического разума и житейской мудрости, требовал отбросить мертвые догмы и укоренившиеся предрассудки, проверять опытом все положения, претендующие на истинность. Кант видел себя продолжателем этого начинания, хотя и предостерегал от переоценки опыта: «принципы чувственного познания не должны выходить за свои рамки и касаться сферы рассудка». Думал ли Кант, что на его долю выпало решение задачи, поставленной Бэконом?
Через двадцать лет Кант напишет статью «Конец всего сущего». «На долю человеческого разума, — будет сказано там, — выпала странная судьба: его осаждают вопросы, от которых он не может уклониться, так как они навязаны ему его собственной природой. Но в то же время он не может ответить на них, так как они превосходят его возможности. В такое затруднение разум попадает не по своей вине. Он начинает с положений, выведенных из опыта, но, поднимаясь к вершинам познания, вскоре замечает, что перед ним возникают все новые вопросы, ответ на которые он не может дать. Его подстерегают противоречия, которые свидетельствуют о том, что где-то в самой основе скрыты ошибки, обнаружить которые опытным путем невозможно».
Кант стремится преодолеть оба вида одностороннего и, следовательно, ложного подхода к проблеме познания — догматизм и скептицизм. Кант предлагает единственно здравый, по его мнению, путь — критицизм. Причем речь идет о критике не книг или философских систем, а разума как такового, в отрыве от какого бы то ни было опыта. Кант намерен изучить инструмент познания, прежде чем пустить его в дело.
Труд Канта положил начало замечательной традиции в европейском духовном развитии, когда каждый шаг вперед базируется на переосмыслении накопленного богатства, которое бережно хранится, но не превращается в фетиш. Всякое знание, по Канту, начинается с опыта, но не ограничивается им. Часть наших знаний носит, по выражению Канта, априорный (доопытный, но не врожденный) характер. Эмпирическое, опытное знание единично и случайно; априорное — всеобще и необходимо: «Опытные данные, поступающие извне, не дают нам адекватного знания об окружающем нас мире. Априорные формы обеспечивают всеобщность знания, но не делают его копией вещи. То, чем вещь является для нас, и то, что она представляет сама по себе, имеет принципиальное различие». И тут же делает оговорку: «Границы опыта постоянно расширяются. Но сколько бы ни увеличивались наши знания, эти границы не могут исчезнуть, как не может исчезнуть горизонт, сколько бы мы ни шли вперед. Познание не знает предела. Верить в науку нужно, но переоценивать ее возможностей не следует».